Читать «Запятнанная биография (сборник)» онлайн - страница 12

Он был старше ее, но она, не колеблясь, оставила какого-то там мужа, и уже очень скоро сидела в знаменитом ресторане ЦДЛ, и сам Михаил Аркадьевич Светлов, пьяненький, называл ее санитарочкой. Дело в том, что по бедности в качестве украшения она туго стягивала гладкий лоб белой лентой.

Но бедность была скоро забыта, потому что закоренелый холостяк баловал свою молодую жену, и жили они, вот уж действительно, душа в душу.

Происходило это по двум причинам: несмотря на зрелый возраст и значительные посты в писательской организации, Роман Осинин (назовем его так) был человеком инфантильным, доверчивым, романтичным и глуповатым. То есть хорошим человеком.

Кроме того, была в его характере редчайшая черта: нежелание и неумение держать человека за горло, так он называл свою безграничную терпимость.

Возможно, терпимость эта выковалась, так сказать, в официальном браке втроем, который был организован одной умной, волевой и жесткой актрисой еще немого кино.

Она как-то давно и сразу поняла, что два мужа лучше, чем один, и что именно Осинин с его романтическими законами бл-а-а-родства — идеальный кандидат на второго мужа.

Первый, законный, открыто жил с женой знаменитого драматурга, Осинин тоже не чурался манекенщиц.

Короче, прожили жизнь, как в старой детской считалке: «Все они переженились… Якцидрак на Ципе-Дрипе…», хотя жизнь им досталась совсем недетская — войны, аресты близких и страх, страх, спастись от которого можно было в забытьи пьянства и блуда.

Но вернемся к Лесе и терпимости ее мужа.

Она часто ездила в командировки в один маленький город на Украине, и там ее тяжело и безнадежно любил главный инженер завода, где ее студенты проходили практику. Она разрешала катать себя по Карпатам, и дома очень живо рассказывала о жизни глухих местечек Закарпатья, и привозила себе оттуда экзотические, расшитые яркими цветами и бисером кожушки.

А мужу из комиссионок Львова она привозила разные экзотические шмотки: дубленки, которые тогда видели только в кино, туфли чудесной английской фирмы «Кларк» и голубые полотняные рубашки, но не «штатские», что презиралось московской фарцой и знатоками, а изготовления «Общего рынка».

Мужское сообщество сильно завидовало Осинину и, как ни странно, женское — его жене, ведь у нее всегда был такой счастливый и благополучный вид.

А супруга самого главного редактора журнала «Стремя» завидовала ее сапогам с ботфортами, таких сапог не было ни у кого во всей Москве. Правда, никто не знал, что сапоги были велики Осинке (так называли ее за глаза) на три размера, но у фарцовщицы Музки товар был только в одном экземпляре.

Зато у Кирилла всего было много. Бывший крымский партизан, татарин или караим и отличный сапожник, он попутно торговал отличными шмотками. Жил в древнем, может, описанном Пастернаком в «Докторе Живаго» доме у Белорусского вокзала.

Но настоящий пир наступал для писательских жен в Дубултах.

В этой прекрасной местности Рижского взморья располагался Дом творчества писателей (так назывались для приличия все писательские санатории), а рядом, всего в получасе езды на электричке, была Рига, а в Риге — посылочницы Дзидры, Велты, Скайдрите… Они получали посылки от родственников со всего мира, на это и жили.