Читать «Галина Уланова» онлайн - страница 195
Борис Александрович Львов-Анохин
Уже совершенство, уже, кажется, лучше нельзя, невозможно, немыслимо.
— Нет-нет, руки „через верх“! Арабеск, руки „через низ“… Положи их мягче, плавнее…
Катя Максимова… прокрутила тридцать два фуэте, от которых тапочки сразу сгорели вдрызг. Побежала к скамейке и, встав на нее по-детски коленками, дышала большими судорожными глотками, а вся спина залита была потом. Уланова сидела на той же скамейке, очень спокойная, спокойно-глазая, постукивая туфелькой по полу. Потом встала, прошлась в глубь зала, как в глубь леса. И было в этом отдалении милосердие не смотреть, когда близкому тяжко.
Но, возвратись, она сказала аккомпаниатору:
— Надежда Степановна, будьте любезны, еще раз это место третьего действия: та-та-там — пай-йям!
И обратилась к Кате:
— Фуэте было хорошее, а дальше хуже, мажешь… Пируэт не так резко, растяни… (очень тихо) еще раз…»
Уланова репетировала с Тимофеевой «Дон-Кихот», «Лебединое озеро», помогла ей создать свою концепцию роли Жизели, вылепить замечательный образ Мехменэ-Бану в «Легенде о любви». Она участвовала в репетиционном процессе создания балета «Асель», где Тимофеева исполняет главную партию. Молодой постановщик этого балета О. Виноградов говорит об удивительной чуткости Улановой к балетмейстерскому поиску: «Уланова чувствует и понимает все особенности предложенного рисунка, как бы необычен и труден он ни был. Часто она лучше, чем я сам, умеет объяснить и показать исполнителям изобретенную мною поддержку или позу, найти технологический путь к ее наиболее точному и правильному исполнению. Иногда актеры становятся в тупик, рисунок кажется им слишком трудным, невыполнимым, а Уланова спокойно и точно умеет во всем разобраться и доказать, что „это возможно, только нужно сделать так-то и так-то“.
Наблюдая за ее творчеством педагога-репетитора, понимаешь всю тонкость ее хореографической эрудиции, ее способность к постижению самых различных танцевальных стилей, приемов, самых неожиданных и смелых проб в области поисков современных танцевальных форм. Она лишена малейшей косности, ревнивой приверженности к привычному, знакомому, к тому, что когда-то приходилось делать ей самой. Свежесть и глубина ее художественного, хореографического мышления не может не восхищать».
Уланова охотно отзывается на каждую искреннюю просьбу о творческой помощи. Но ее суровая, бескомпромиссная требовательность не терпит лени, легкомыслия, поверхностного отношения к искусству.
«Нужно, чтобы балерина отдала всю свою жизнь, все помыслы и силы танцу, — говорит она. — Нужно, чтобы она полностью отдавалась своей работе. Нужно, чтобы она знала, что ей придется встретить на пути много трудностей и пойти на многие жертвы…».
Как-то я спросил одного актера, что является основой в ее занятиях с молодежью? Он ответил: «Прежде всего Уланова добивается от нас чистоты формы и внутренней осмысленности всего, что мы делаем; и то и другое она считает одинаково необходимым».
Уланова чрезвычайно придирчиво добивается от молодых танцовщиков и танцовщиц правильности классической формы, не допускает «вольностей», небрежностей, неточностей. Она стремится привить молодежи безупречный хореографический вкус, требует академической строгости танца. Она так и говорит: в чистоте и строгости танцевальной формы сказывается художественный вкус балетного актера.