Читать «Четвёртый поросёнок» онлайн - страница 80
Сергей Александрович Калашников
Оставалось покраснеть, и еле заметно кивнуть:
— Убедил. Пойдем в беседку, — и топать впереди него, ощущая взгляд не только на затылке, а и на всем теле сразу.
И мысли в голове так и норовят свести с ума. Чего же ещё ему от неё надо? Что рвать на клочки не будет — это она уже догадалась, не дура.
— Присядем?
В беседке — довольно просторно, вдоль решетчатых стен, оплетенных гибкими растениями, идут скамейки.
— Постоим, — нечего ему тут рассиживаться.
— Ладно. Как скажешь.
Остановился он очень близко. Маруся даже вспомнила, как читала одну книгу про жесты, и там говорилось, что жители густонаселенных мест — городов — позволяют себе вставать к собеседнику более близко, чем селяне. Потому для него может такое расстояние и нормально, а ей некомфортно, да только сделать шаг назад не позволяет гордость.
— Говори уж скорей, чего надо, да и разойдемся.
Судя по его широкой улыбке, сказала она совсем не то, что следовало:
— Так быстро хочешь от меня избавиться? Эх, Маруся!
— Капитан…
— Знаешь, мы уже так хорошо знакомы, что вполне можешь звать меня по имени.
— Не нравится мне твое имя, — фыркнула девушка. И не то чтобы соврала, но правда же, у них дома Васькой кота звали.
В его глазах она прочла странный интерес, и по позвоночнику поползли мурашки.
— Вот как! Не нравится мое имя? Н-да. Это проблема.
— Издеваешься? — вспыхнула Маруся. — Никакая не проблема, привыкну, — что он её, за вертихвостку принимает? Она не городская, чтоб ломаться по такому дурацкому поводу. И нечего ему так тепло ей улыбаться, не на свидании, в самом деле. Потому сказала довольно резко: — Давай, Василий, говори уже, что там нарешал насчет меня! — вот, назвала — и нет уже внутри протеста.
— Много нарешал, — спокойно ответил он. — Но для начала извиниться хочу.
— Хотеть не вредно, — усмехнулась она, обретая утраченную было уверенность. — Хочешь — извиняйся.
А ей не извинений хотелось услышать, а про то, чего он там такого «много нарешал». Но этого ему знать не надо.
— Маруся! — взгляд стал серьезным, а голос торжественным. — Прошу прощения, что был несдержан и опустился до угроз, кои осуществлять в мои намерения не входит.
— То есть, рвать на кусочки и кожу с меня сдирать больше не хочешь? — уточнила она, вздернув подбородок.
— Не решил еще…
Вот теперь она на шаг все же отступила:
— Это извинение по-твоему?
Капитан молча смотрел, кусая нижнюю губу, словно раздумывал-таки, каким образом сдирать с неё кожу, а потом неожиданно спросил:
— Тебе сколько лет? — и тут же торопливо добавил: — Не говори, если не хочешь. Знаю, что женщины не любят этот вопрос.
— Глупости какие! — то, что он причислил ее, Марусю к женщинам, было лестно, а вот то, что к таким — обидно. — Почти шестнадцать. Через месяц стукнет.
— А мне тридцать пять. В тот день исполнилось.
В какой день, поняла без подсказок, и вдруг так погано стало на душе, так горько, что оставалось отвернуться, делая вид, словно что-то послышалось. Вот так и увидишь вдруг во враге живого человека — со своими мыслями и проблемами, с днем рождения, встреченным не в кругу семьи, а на поле боя под прицелом винтовки. А как же семья, кстати?