Читать «Закат и падение Римской Империи. Том 3» онлайн - страница 207

Международные сношения были в ту пору так поверхностны и непрочны, что равеннский двор мог ничего не знать о происшедших на севере переворотах до тех пор, пока черные тучи, собравшиеся на берегах Балтийского моря, не разразились грозой над берегами Нижнего Дуная. Если министры западного императора и прервали его забавы извещением о приближающейся опасности, то он ограничился ролью виновника и зрители борьбы. Охрана Рима была поручена благоразумию и мечу Стилихона; но до такой слабости и до такого истощения дошла империя, что не было возможности ни восстановить укрепления на Дунае, ни сделать какое-либо энергическое усилие, чтобы предотвратить вторжение германцев.

Все надежды бдительного Гонориева министра ограничились обороной Италии. Он еще раз оставил провинции беззащитными, отозвал оттуда все войска, стал торопливо производить набор новых рекрутов, — причем был вынужден прибегать к строгим мерам, так как население из трусости уклонялось от военной службы, — придумал самые действенные средства, чтобы прекратить дезертирство и снова привлечь в ряды армии тех, кто их покинул, и, наконец, обещал свободу и по две золотых монеты каждому рабу, который поступит в рекруты. Благодаря этим усилиям он с трудом набрал между поддаными великой империи армию из тридцати или сорока тысяч человек, которую во времена Сципиона или Камилла тотчас снарядили бы вольные граждане, жившие на римской территории. Тридцать Стилихоновых легионов были усилены большим отрядом варварских вспомогательных войск; преданные ему аланы были лично привязаны к нему, а отряды гуннов и готов, выступивших в поход под знаменами своих туземных князей Гульдина и Сара, желали воспротивиться честолюбивым замыслам Радагайса и из личных расчетов и из жажды мщения. Король союзных германцев перешел, без всякого сопротивления, Альпы, По и Апеннины, минуя, с одной стороны, неприступный дворец Гонория, безопасно погрузившийся в равеннские болота, а с другой стороны, лагерь Стилихона, выбравшего для своей главной квартиры Тицинум или Павию и, по-видимому, уклонявшегося от решительной битвы, пока не соберутся ожидаемые им издалека войска. Многие города Италии были ограблены и разрушены, а осада Флоренции Радагайсом составляет одно из самых древних событий в истории этой знаменитой республики, сдержавшей своим мужеством недисциплинированную ярость варваров и замедлившей их наступательное движение. Когда они были еще в ставосьмидесяти милях от Рима, сенат и народ трепетали от страха и тревожно сравнивали опасность, которой они избегли, с теми новыми опасностями, которые им угрожали. Аларих был христианин и воин; он был вождем дисциплинированной армии, был знаком с законами войны, уважал святость договоров и нередко сходился с подданными империи в одних лагерях и в одних церквах. А свирепый Радагайс не был знаком ни с нравами, ни с религией, ни даже с языком цивилизованных южных народов. Его врожденная свирепость усиливалась от варварских суеверий, и существовало общее убеждение, что он обязался торжественной клятвой обратить Рим в груду камней и пепла и принести самых знатных римских сенаторов в жертву на алтарях тех богов, которых можно умилостивить только человеческой кровью. Общая опасность, которая должна бы была заглушить все внутренние распри, обнаружила неизлечимое безрассудство религиозных партий. Угнетенные приверженцы Юпитера и Меркурия уважали в непримиримом враге Рима усердного язычника; они громко заявляли, что их пугают не столько военные успехи Радагайса, сколько замышляемые им жертвоприношения, и втайне радовались бедствиям своего отечества, которые могли считаться обвинительным приговором над религией их христианских противников.