Читать «Закат и падение Римской империи. Том 7» онлайн - страница 87

Эдвард Гиббон

Но грекам было некогда радоваться гибели их врагов, так как турецкий палаш оказался не менее страшным в руках Орханова сына и Сулейманова брата Мурада Первого. При слабо мерцающем свете византийских летописей мы узнаем, что он без сопротивления завладел всей провинцией Фракией от Геллеспонта до горы Гема и до предместий столицы и что он избрал Адрианополь средоточием своего управления и своей религии в Европе. Константинополь, начавший приходить в упадок едва ли не со времени своего основания, много раз подвергался в течение своего тысячелетнего существования нападениям варваров и восточных, и западных, но до этой роковой минуты владения греков еще ни разу не были окружены и в Азии, и в Европе военными силами одной и той же неприятельской державы. Однако это легкое завоевание было на время отложено благоразумием или великодушием Мурада; его тщеславие довольствовалось тем, что император Иоанн Палеолог и его четверо сыновей часто и смиренно появлялись по первому требованию при дворе и в лагере оттоманского монарха. Он выступил в поход против славянских народов, живших между Дунаем и Адриатическим морем, — против болгар, сербов, босняков и албанцев, и своими опустошительными нашествиями неоднократно приводил в покорность эти воинственные племена, так часто оскорблявшие величие империи. Эти страны не изобиловали ни золотом, ни серебром, а их деревенские хижины и городки не были обогащены торговлей и не были украшены дорогими произведениями искусств; но местные уроженцы отличались во все времена физической силой и душевной энергией; благоразумные учреждения превратили их в самую непоколебимую и самую надежную опору оттоманского могущества. Визирь Мурада напомнил своему государю, что по магометанскому закону он имел право на пятую часть добычи и пленников и что эту дань будет нетрудно собирать, если в Галлиполи поселить бдительных офицеров с приказанием осматривать проходящие суда и забирать самых здоровых и самых красивых христианских юношей. Этот совет был приведен в исполнение, и был издан эдикт, вследствие которого много тысяч европейских пленников были воспитаны в турецкой религии и в турецкой дисциплине; один знаменитый дервиш благословил эту новую милицию и дал ей особое название: ставши перед фронтом милицинеров, он покрыл рукавом своей одежды голову стоявшего впереди всех солдата и дал свое благословение в следующих выражениях: "Пусть они называются янычарами (yengi cheri или новыми солдатами); да будет их внешний вид всегда бодр, их рука — всегда победоносна, их меч — всегда остр! Пусть их копье всегда висит над головами их врагов и куда-бы они ни пошли, пусть они возвращаются с белыми лицами." Таково было происхождение этих надменных воинов, наводивших страх не только на все нации, но иногда и на самих султанов. Их мужество ослабело, их дисциплина пришла в упадок и их беспорядочные ряды не могут устоять против новейшей военной тактики и против усовершенствованного оружия теперешних армий; но в то время когда они получили свою первоначальную организацию, они имели решительное превосходство над всеми другими армиями, так как ни один из христианских монархов не содержал в ту пору такого отряда регулярной пехоты, который занимался бы постоянно военными упражнениями и получал бы постоянное жалованье. Янычары сражались против своих языческих соотечественников с тем усердием, которое свойственно новообращенным, и в битве при Косове окончательно уничтожили и союз, и независимость славонских племен. Осматривая поле сражения, победитель заметил, что большая часть убитых состояла из безбородых юношей, а его визирь, из желания польстить его тщеславию, отвечал, что будь они старше и благоразумнее, они не стали бы сопротивляться его непобедимой армии. Но меч янычаров не мог предохранить Мурада от кинжала тех, кто был доведен до отчаяния: один сербский солдат устремился на него из груды мертвых тел и нанес ему в живот смертельную рану. Внук Османа был кроткого нрава, не любил окружать себя пышностью, уважал людей ученых и добродетельных, но мусульмане были недовольны тем, что он редко присутствовал на публичных молитвах; он получил за это выговор от одного энергичного муфти, который осмелился отвергнуть его свидетельство в гражданской тяжбе; примеры такого сочетания свободы с рабством нередки в восточной истории.