Читать «Закат и падение Римской империи. Том 7» онлайн - страница 25

Эдвард Гиббон

III. По старинным регистрам Фордского аббатства, девонширские Куртенэ происходили от второго сына Пьера и внука Людовика Толстого, принца Флора. Эта басня, выдуманная признательным или продажным монахом, была слишком почтительно усвоена нашими антиквариями Кем-деном и Дугдалем, но она до такой степени несовместима с истиной и с условиями того времени, что благоразумная гордость этого рода теперь уже не признает этого мнимого родоначальника. Самые достойные доверия историки полагают, что, выдав свою дочь за королевского сына, Регинальд де-Куртенэ отказался от своих владений во Франции и получил от английского монарха новую жену и новое наследственное поместье. По меньшей мере, не подлежит сомнению, что Генрих Второй отличал за военные и гражданские доблести какого-то Регинальда, носившего одинаковые с французскими Куртенэ имя и герб и, по всей вероятности, принадлежавшего к этому роду. Сюзерен мог в качестве патрона награждать своих вассалов браком со знатными наследницами ленных поместий, и Регинальд де-Куртенэ приобрел таким путем в Девоншире богатое поместье, остававшееся в руках его потомков в течение более шестисот лет. От Балдуина Брионийского, возведенного в звание норманского барона Вильгельмом Завоевателем, супруга Регинальда, Гавиза, получила почетное право владеть Окегамптонским поместьем, которое было обязано выставлять для военной службы девяносто трех рыцарей, и, несмотря на свой пол, она имела право на занятие мужских должностей наследственного виконта или шерифа и начальника королевского замка в Эксетере. Их сын Роберт женился на сестре графа Девонского; через сто лет после того, когда пресекся род Риверсов, его правнук Гюг Второй унаследовал титул, который все еще считался связанным с поземельною собственностью, и в течение двухсот двадцати лет процветали двенадцать девонширских графов, носивших имя Куртенэ. Они стояли наряду с самыми могущественными баронами и только после упорного спора уступили Арундельскому ленному владению первое место в английском парламенте; они были в родственных связях с самыми знатными семействами — с Вересами, с Деспенсерами, с Сен-Джонсами, с Тальбо, с Богунами и даже с самими Плантагенетами, а тот Куртенэ, который сначала был лондонским епископом, а потом кентерберийским архиепископом, подвергся во время спора с Джоном Ланкастерским обвинению, что он проникнут нечестивым доверием к могуществу и к многочисленности своих родственников. В мирное время Девонские графы жили в каком-нибудь из принадлежавших им в западной части Англии многочисленных замков и поместий; их огромные доходы тратились на дела благочестия и на гостеприимство, а эпитафия Эдуарда, прозванного вследствие постигшего его несчастья Слепым и за его добродетели — Добрым, заключает в себе остроумное нравоучение, которое, однако, может быть употреблено во зло неосмотрительною щедростью. После признательного упоминания о пятидесяти пяти годах согласия и счастья, доставленных ему его супругой Мабелой, добрый граф так выражается из своей могилы: