Читать «Закат и падение Римской империи. Том 7» онлайн - страница 210

Его племянник и преемник Фридрих Барбаросса более высоко ценил императорскую корону, и ни один из преемников Оттона не пользовался такою же, как он, абсолютной властью над итальянским государством. Окруженный своими духовными и светскими вассалами, Фридрих давал в лагере подле Сутри аудиенцию римским послам, которые обратились к нему со следующей смелой и напыщенной речью: "Внемлите голосу царицы городов; приблизьтесь с миролюбием и с дружелюбием к пределам Рима, который сбросил с себя иго духовенства и с нетерпением ждет той минуты, когда коронует своего законного императора. Да возвратятся прежние времена под вашим благотворным влиянием! Поддержите права вечного города и подчините его верховенству наглость этого мира. Вам не безызвестно, что в древние времена благодаря мудрости сената, мужеству и дисциплине всаднического сословия он подчинил своему владычеству Восток и Запад, страны на той стороне Альп и острова океана. В отсутствие наших монархов благородное учреждение сената было, по нашей вине, предано забвению, а вместе с нашим благоразумием уменьшилось и наше могущество. Мы восстановили и сенат, и всадническое сословие; мудрость одного и оружие другого будут посвящены вашей особе и пользе империи. Неужели вы оставите без внимание то, что вам говорит Рим: вы были моим гостем, а я сделал вас гражданином; вы были заальпийским иноземцем, а я выбрал вас моим государем; я отдал вам и самого себя, и все, что мне принадлежит. Ваша первая и самая священная обязанность — поклясться и подписать, что вы будете проливать вашу кровь за республику, что вы будете поддерживать, с соблюдением мира и справедливости, законы города и хартии, выданные вашими предместниками, и что вы наградите пятью тысячами фунтов серебра тех преданных вам сенаторов, которые провозгласят ваши титулы в Капитолии. Вместе с именем Августа усвойте его характер". Ораторы еще не успели истощить своего запаса риторических украшений, когда раздраженный их высокомерием Фридрих прервал их и заговорил тоном монарха и завоевателя. "Древние римляне действительно прославились своим мужеством и своей мудростью; но в вашей речи не видно мудрости, и я желал бы видеть мужество в ваших действиях. Как все, что живет в этом подлунном мире, и Рим испытал на себе превратности времени и фортуны. Самые знатные из ваших семейств переселились на Восток, в царственный город Константина, а остатки вашего могущества и вашей свободы уже давно уничтожены греками и франками. Если вы желаете снова увидеть древнее величие Рима, мудрость сената, мужество всадников, дисциплину военных лагерей и храбрость легионов, то вы найдете их в Германской республике. Туда перешло не одно только могущество; все, что когда-то служило украшением для Рима, и все его добродетели также переселились за Альпы к более достойному народу. Они будут употреблены на вашу защиту, но они требуют от вас покорности. Вы говорите, что римляне приглашали к себе самого меня или моих предшественников; вы выражаетесь неправильно: они не приглашали нас, а молили нас о помощи. Город был спасен от его иноземных и домашних тиранов Карлом Великим и Оттоном, прах которых покоится в нашем отечестве, а их владычество было наградой за ваше спасение. Под этим владычеством ваши предки и жили, и умирали. Я требую от вас покорности и по праву наследования, и по праву владения, и кто же осмелится вырывать вас из моих рук? Разве силы франковой германцев ослабели от старости? Разве я побежден? Разве я в плену? Разве меня окружают знамена могущественной и непобедимой армии? Вы предписываете условия вашему повелителю; вы требуете клятв; если эти условия справедливы, то клятва излишня; если же они несправедливы, то клятва была бы преступлением. Разве вы можете сомневаться в моей справедливости? Она простирается на самого последнего из моих подданных. Разве мой меч не будет вынут из ножен, если нужно будет защищать Капитолий? Ведь этот меч снова присоединил к Римской империи лежащее на севере Датское королевство. Вы указываете и в какой мере, и на кого я должен изливать мои щедроты; я изливаю их обильным потоком, но не иначе, как по собственному усмотрению. Терпение и заслуга получат от меня все, а грубая настойчивость никогда не получит ничего". Ни император, ни сенат не были в состоянии отстоять эти гордые притязания на владычество и на свободу своих действий. Фридрих подвигался к Ватикану в союзе с папой и внушая недоверие римлянам; в то время как совершалось его коронование, была сделана вылазка из Капитолия, и хотя многочисленность и мужество германцев одержали верх в этой кровавой борьбе, император не мог жить в безопасности внутри города, который причислял к своим владениям. Лет через двенадцать после того он осадил Рим с целью посадить антипапу на престол св. Петра, и двадцать пизанских галер проникли в Тибр; но сенат и народ были спасены искусно веденными переговорами и распространившеюся среди осаждающих заразительною болезнью; ни сам Фридрих, ни его преемники никогда не возобновляли этой попытки. Они истощали свои усилия на борьбу с папами, на Крестовые походы и на защиту независимости Ломбардии и Германии; они искали союза с римлянами, а Фридрих Второй поставил в Капитолии в подарок римлянам большое знамя, известное под названием миланского Саrоссio. После того как пресекся швабский царствующий дом, они были оттеснены за Альпы, а их последние коронации обнаружили бессилие и бедность тевтонских цезарей.