Читать «Закат и падение Римской империи. Том 7» онлайн - страница 118

В течение последних четырехсот лет владычества греческих императоров их дружелюбные или неприязненные отношения к папе и к латинам могли служить термометром их благосостояния или стесненного положения и указанием возвышения или упадка варварских династий. Мы уже видели, что, когда турки из рода Сельджука стали покорять азиатские провинции и угрожать Константинополю, смиренные послы Алексея явились на соборе в Пьяченцу для того, чтоб просить защиты у общего отца всех христиан. Лишь только французским пилигримам удалось оттеснить султана из Никеи в Иконий, греческие монархи снова почувствовали или перестали скрывать ненависть и презрение к западным раскольникам и тем ускорили первое падение своей империи. Эпоха монгольского нашествия отмечена скромным и человеколюбивым тоном, которым выражался Иоанн Ватацес. После того как Константинополь был отнят у латинов, трон первого Палеолога был окружен внешними и внутренними врагами; пока меч Карла висел над его головой, он с низостью заискивал милостивого расположения римского первосвященника и приносил минутной опасности в жертву и свою религию, и свои добродетели, и любовь своих подданных. После смерти Михаила и сам монарх и его народ стали отстаивать независимость своей церкви и чистоту своего символа веры; Андроник Старший и не боялся латинов, и не любил их; когда он был доведен до крайне бедственного положения, его гордость служила охраной для его суеверий и он не мог без нарушения приличий отвергать в своих преклонных летах те православные убеждения, которые с такой твердостью высказывал в своей молодости. Его внук Андроник Младший был более раболепен и по своему характеру, и по своему положению, и завоевание Вифинии турками побудило его искать мирского и духовного союза с западными монархами. После пятидесятилетнего разрыва и молчания к папе Бенедикту Двенадцатому был отправлен в качестве тайного агента монах Варлаам, а данные Варлааму лукавые инструкции, как кажется, были написаны мастерскою рукой высшего придворного служителя. "Святейший отец (так приказано было ему выражаться), император не менее вас самих желает соединения двух церквей; но в этом деликатном деле он не должен унижать своего собственного достоинства и не должен оскорблять предрассудков своих подданных. Есть два пути к объединению — насилие и убеждение. Бесполезность насилия уже была доказана на опыте, так как латинам удалось овладеть империей, но не удалось овладеть умами греков. Путь убеждения хотя и более медлен, но ведет к более верным и более прочным результатам. Депутация из тридцати или сорока наших богословов, вероятно, сошлась бы с богословами Ватикана в любви к истине и в тождестве верований; но после ее возвращения домой какую пользу принесло бы такое соглашение или какая была бы за него награда? — негодование соотечественников и упреки ослепленного и упрямого народа. Однако этот народ привык уважать вселенские соборы, которыми установлены догматы нашей веры; если же он отвергает изданные в Лионе декреты, то это потому, что на том самоправном собрании не были ни выслушаны, ни допущены к участию представители восточных церквей. Для нашей благотворной цели было бы полезно и даже необходимо отправить в Грецию осмотрительно выбранного легата для того, чтоб он сговорился с патриархами константинопольским, александрийским, антиохийским и иерусалимским и с помощью их подготовил созвание свободного и вселенского собора. Но в настоящую минуту (продолжал хитрый агент) турки поставили империю в опасное положение, завладев четырьмя самыми большими городами Анатолии. Христианские жители этих городов выразили желание снова поступить под управление своего законного государя и возвратиться в лоно своей церкви; но военных сил и доходов императора недостаточно для их освобождения, и надо, чтоб вслед за римским легатом или впереди его шла армия франков, которая выгонит неверующих и откроет путь к Святому Гробу". На случай, если бы недоверчивые латины потребовали какого-нибудь ручательства за искренность греков или какого-нибудь предварительного доказательства их искренности, у Варлаама был готов убедительный и разумный ответ: 1. "Только вселенский собор может довершить объединение церквей; но такой собор не может быть созван, пока не будут освобождены от магометанского ига три восточных патриарха и множество епископов. 2. Греков восстановил против латинов длинный ряд угнетений и обид; их следует примирить с латинами каким-нибудь доказательством братского расположения, оказанием какой-нибудь действительной помощи, которая подкрепила бы авторитет и аргументы императора и приверженцев объединения. 3. Если бы и оказалось невозможным устранить некоторые различия в верованиях и обрядах, то все-таки не следовало забывать, что греки — последователи Христа, а турки — общие враги всех, кто носил название христиан. Жителям Армении, Кипра и Родоса также грозила опасность, и французские принцы доказали бы свое благочестие, если бы обнажили свой меч на общую защиту религии. 4. Даже если бы на подданных Андроника смотрели как на самых гнусных раскольников, еретиков и язычников, все-таки западные державы должны бы были из политической предусмотрительности постараться приобрести полезного союзника, поддержать приходящую в упадок империю, которая прикрывает Европу, и скорей соединиться с греками против турок, чем выжидать соединения турецких армий и сокровищ с войсками и сокровищами завоеванной Греции". Доводы, предложения и просьбы Андроника были отклонены с холодным и надменным равнодушием. Короли Франции и Неаполя уклонились от опасностей и славы Крестового похода; папа отказался созвать новый собор для рассмотрения старых догматов веры, а из уважения к устарелым притязаниям латинского императора и латинского духовенства сделал на своем ответе восточному императору следующую оскорбительную надпись: "Модератору греков и тем, которые называют себя патриархами восточных церквей". Для такого посольства трудно бы было выбрать менее благоприятную минуту и менее благоприятный личный характер папы. Бенедикт Двенадцатый был тупоумный мужик, которого постоянно тревожили сомнения и который был погружен в пьянство и леность; его гордость могла обогатить папскую тиару третьей короной, но он был неспособен управлять ни государством, ни церковью.