Читать «Мгновения. Мгновения. Мгновения... (сборник)» онлайн - страница 27

После голоса Гинзберга все вокруг еще долго оставалось каким-то приглушенным. Даже когда мы вышли из этой странной церкви и сели за столик в кафе, я подивился тишине, которая там была. И это при всем том, что наша компания расположилась буквально в двух метрах от джаза. Надо сказать, что джаз старался вовсю! А я его не слышал. Будто смотрел телевизор с выключенным звуком… Тромбонист усердно раздувал щеки. Он раздувал их все время, и казалось, что у него флюсы, самые настоящие флюсы и справа, и слева. Я не слышал тромбониста… И саксофониста не слышал. А уж он-то, честное слово, делал все для того, чтобы его услышали! И при этом изгибался, как вопросительный знак на сквозняке. И становился то фиолетовым, то синим от натуги. А я его не слышал почему-то… Кафе называлось «Биттер Энд». «Горький конец». Вокруг нас кипел, пенился, клокотал, жил своей замысловатой жизнью Гринвич-Виллидж – район битников…

* * *

Мы

в ревущих колоннах,

как в газетных

колонках.

Однозначные

буквы

от Амура

до Буга.

По-крестьянски

корявы,

по-боярски

нарядны —

станем рядом,

и сразу

образуется

фраза!

Та, что с громом

на равных.

Та, что мир

осветила.

Это – мы!

От заглавных

до слепого

петита.

Продолженье сказаний

на ветру

ошалелом…

Кто нас пишет?

Мы сами!

Чем нас пишут?

Железом!

Сквозь разводы подпалин

мы, как пот,

проступаем.

И Гераклы.

И Будды.

И бессмертье.

И злоба…

Мы в Истории —

буквы.

Лишь немногие —

слово.

Ксении

Вырастешь, Ксения,

строки эти прочти…

Водосточные трубы

уже устали трубить!

Целый час ты живешь на земле.

Прими ее.

И прости,

что земля еще не такая,

какою ей надо

быть…

На земле умирают и плачут.

По земле ручьи бегут нараспев.

Задыхаются пальмы.

Чавкает тундровый мох…

Я хотел ее сделать

самой праздничной!

И не успел.

Я хотел ее сделать

самой улыбчивой!

И не смог.

Я над нею трясся.

Я ее так просил!

Я земле открывался.

Понял ее язык…

Ты прости отца.

У него не хватило сил

накормить голодных,

оживить убитых,

обуть босых,

Мы —

всегда продолженье.

И я

не начал с нуля.

Мы —

всегда продолженье!

Распахнута настежь дверь,

Будет самой счастливой

твоя и моя земля.

В это верит отец!

И ты —

непременно —

верь!

Ты пока что не знаешь,

как пронзителен шар земной.

Что такое «светло» —

не знаешь.

Что такое «темно».

Что такое «весна».

(Хотя родилась ты —

весной.)

Что такое «снег».

(Хотя снега

полным-полно.)

Целый час

ты живешь на планете…

Привыкай дышать.

Продолжай сопеть.

Начинай басить

с номерком на руке…

Даже имя свое

еще не можешь ты удержать

в малюсеньком,

почти невзаправдашнем

кулачке.

Крик родившихся завтра

Все казалось обычным.

Простым…

Но внезапно,

зовя и звеня,

крик

родившихся завтра,

родившихся завтра,

ворвался в меня!

Слышу я:

по Земле,

качаясь, как в зыбке,

не боясь ни черта,

краснощеко и весело

горланят язычники —

нам

не чета!

Я их вижу —

мне время тех дней не застит,

не прячет во мгле.

Я их вижу:

широких,

красивых,

глазастых

на мудрой Земле!..

Я их вижу,

порою таких же усталых,

как в мои времена.

Но они

даже звездам поклоняться не станут

(а не то что чинам!)…

Крик

родившихся завтра,

как сигнал на поверку,

сердцем ловлю…

Кройте!

Кройте,

родные мои Человеки.

Я вас очень люблю.

Матерям не давайте покоя!

Кричите!

Кричите!

Все простится потом…

Я вас так люблю,

как любят мальчишки

босиком

бродить под дождем!

Я вас так люблю,

как влюбленные любят

сумрак лесов…

Я вас так понимаю,

как усталые люди

понимают сон…

Я мечтаю о вас.

Ожидаю вас жадно

ночи

и дни.

Крик

родившихся завтра,

родившихся завтра,

поскорей зазвени!