Читать «Петербургский день» онлайн

Василий Григорьевич Авсеенко

Василий Григорьевич Авсеенко

Петербургскій день

I

Иванъ Александровичъ Воловановъ проснулся, какъ всегда, въ половинѣ десятаго. Онъ потянулся, зѣвнулъ, провелъ пальцемъ по рѣсницамъ, и ткнулъ въ пуговку электрическаго звонка.

Явился лакей, съ длиннымъ люстриновымъ фартукомъ на заграничный манеръ, и сперва положилъ на столикъ подлѣ кровати утреннюю почту, потомъ отогнулъ занавѣси и поднялъ шторы. Мутный осенній свѣтъ лѣниво, словно нехотя, вобрался въ комнату и поползъ по стѣнамъ, но никакъ не могъ добраться до угловъ, и оставилъ половину предметовъ въ потемкахъ.

– Какая погода? – спросилъ Иванъ Александровичъ.

– Погода ничего.

– Что ты врешь? Почему-же такъ темно?

– На улицѣ темно: время такое. Въ это время всегда темно.

– Еще, пожалуй, дождь идетъ?

– Идетъ. Мокро до чрезвычайности.

– Вотъ дуракъ! Какъ-же ты говоришь – ничего?

– Какъ угодно-съ. Откуда теперь быть погодѣ? Ни лѣто, ни зима. Обыкновенно – слизь.

– Ужасно ты глупъ, Матвѣй. Сколько градусовъ?

Матвѣй долго стоитъ у окна передъ термометромъ, подымаетъ и опускаетъ толстыя складки на лбу, моргаетъ и что-то считаетъ шопотомъ.

– Ну?

– Три градуса холоду.

– Эге! Морозитъ! Вотъ славно.

– Никакъ нѣтъ-съ, морозу нѣтъ.

– Какъ нѣтъ? Ты-же сказалъ – три градуса холоду.

– Градусникъ показываетъ. Только не морозитъ, слизь.

– Такъ значитъ тепла три градуса.

Матвѣй усмѣхается, отчего огромные, мрачные усы его подымаются кверху и быстро опускаются.

– Ничего не тепло, помилуйте, – возражаетъ онъ какъ нельзя проще.

Затѣмъ онъ беретъ съ туалетнаго столика ручное зеркальце и молча держитъ его передъ бариномъ.

– Что тебѣ?

– Глядѣться будете.

Иванъ Александровичъ протягиваетъ руку и беретъ зеркальце.

«Глупъ этотъ Матвѣй до невозможности, но вотъ тѣмъ хорошъ, что всѣ мои привычки наизусть знаетъ», говоритъ про себя Иванъ Александровичъ, и начинаетъ осматривать себя въ зеркало. Это продолжается, впрочемъ, недолго. Онъ отдаетъ зеркало и протягиваетъ руку къ письмамъ. Преобладаютъ печатные циркуляры.

«Милостивый государь. Расширивъ свои обороты и занявъ новое помѣщеніе, соотвѣтствующее постоянно возрастающему числу нашихъ кліентовъ…» Подписано: Готлибъ Пипъ, монументный мастеръ.

«Милостив… государ… Пользуясь постояннымъ вашимъ вниманьемъ и вступивъ въ сношеніе съ лучшими заграничными домами…» Подписано: Джонъ Смитъ, спеціальность мельничные жернова.

«Милостивая государыня. Только что получивъ изъ лучшихъ парижскихъ домовъ громадный выборъ моделей осеннихъ жакетовъ, манто, конфексіонъ и пр.».

– Чортъ знаетъ что такое! Это должно быть вовсе не ко мнѣ! – восклицаетъ Иванъ Александровичъ, и осматриваетъ конвертъ. На немъ значится: Луизѣ Андреевнѣ Фрауэнмильхъ. – Вѣчно ты путаешь: пакетъ какой-то Луизѣ Андреевнѣ адресованъ, а ты мнѣ подаешь!

Матвѣй беретъ конвертъ, долго разсматриваетъ его, и ухмыляется.

– Это въ седьмомъ номерѣ. Изъ мамзелей будетъ.

– Что? Изъ какихъ мамзелей?

– Луиза Андреевна. Надъ нами живетъ.

– Хорошенькая?

– Какъ слѣдуетъ. Хряская только изъ себя очень.

– Дурацкія выраженія у тебя какія-то: хряская! Развѣ есть такое слово?

– Стало быть есть. Не я выдумалъ.