Читать «Клещ» онлайн - страница 4
Василий Григорьевич Авсеенко
Почвою для такихъ отношеній было, конечно, то обстоятельство, что Родіонъ Андреевичъ немножко скучалъ въ Петербургѣ. Дѣла у него пока никакого не было, знакомыхъ тоже. Онъ былъ очень радъ, что нашелся безпритязательный, услужливый человѣкъ, готовый всегда и всюду раздѣлить его одиночество. Притомъ, Гончуковъ мало зналъ Петербургъ, а Подосеновъ просто поражалъ его своими знаніями по этой части. Онъ даже отыскалъ Родіону Андреевичу какую-то единственную прачку, которая, по его словамъ, одна во всемъ городѣ умѣла гладить сорочки съ ненакрахмаленною грудью.
– Да, голубчикъ, ужъ повѣрь, – утверждалъ Подосеновъ, – въ Москвѣ есть двѣ такія, и обѣ на Арбатѣ живутъ, а здѣсь одна. Московскихъ купцы привезли изъ Біаррица: заинтересовались толщиной. Въ самомъ дѣлѣ, толстыя до невозможности: по тротуарамъ не могутъ ходить, а только по мостовой.
– Да ты видѣлъ ихъ, что ли? – спрашивалъ Гончуковъ.
– Само собою, видѣлъ: въ Москвѣ я каждаго человѣка въ лицо знаю, – увѣренно отвѣчалъ Подосеновъ, хотя не бывалъ въ Москвѣ уже лѣтъ пятнадцать.
Родіонъ Андреевичъ былъ доволенъ также, что Подосеновъ познакомилъ его съ сестрой и племянницей: это былъ первый семейный домъ, найденный имъ въ чужомъ городѣ. Правда, второй и третій вечеръ, проведенные тамъ, показались Гончукову довольно скучными: у него даже спина и поясница разболѣлись отъ тоскливаго подыскиванья себѣ покойнаго положенія; но нельзя же обойтись безъ семейныхъ знакомствъ.
Подосеновъ рѣшительно не разделялъ впечатлѣнія пріятеля.
– Это, братецъ мой, домъ, гдѣ живутъ интеллигентною жизнью, – объяснялъ онъ. – Ты къ этому еще не привыкъ; въ провинціи у васъ этого не найдешь.
Родіонъ Андреевичъ не совсѣмъ понималъ, что значитъ домъ, гдѣ живутъ интеллигентною жизнью. Сестра Подосенова, Наталья Семеновна, почему-то напоминала ему акушерку; а когда онъ встрѣтилъ тамъ гостью, которая въ самомъ дѣлѣ была акушерка, у него сложилось убѣжденіе, что Наталья Семеновна втайнѣ непремѣнно занимается этой профессіей.
– А Шурочка? – спрашивалъ Подосеновъ. – вѣдь это ртуть, вѣдь это сама жизнь! Въ нашемъ поколѣніи не было такихъ дѣвушекъ. И вѣдь прехорошенькая, а, чортъ возьми? Я тебя спрашиваю: вѣдь хорошенькая?
И Подосеновъ вскидывалъ на пріятеля такой взглядъ и такъ странно разставлялъ локти, какъ будто готовился, въ случаѣ неудовлетворительнаго отвѣта, размахнуться обѣими руками.
– Конечно, хорошенькая, – отвѣчалъ Гончуковъ, сопровождая свои слова легкимъ вздохомъ, похожимъ на икоту.
Такимъ образомъ, отношенія Родіона Андреевича къ Подосенову какъ будто упрочивались. Пріятели сдѣлались рѣшительно неразлучными, и когда Иванъ Семеновичъ опаздывалъ своимъ появленіемъ въ обычный часъ, Родіонъ Андреевичъ чувствовалъ, что ему недостаетъ чего-то.
Но вмѣстѣ съ тѣмъ, въ тайникахъ души Родіона Андреевича зрѣлъ неясный еще протестъ противъ этихъ отношеній. Онъ сознавалъ, что Подосеновъ присосался, словно клещъ, ко всему его существованію, и это иногда раздражало его. Ему казалось, что между нимъ и всѣмъ круговоротомъ жизни образовалась какая-то заслонка, и что онъ на весь міръ Божій смотритъ изъ-за спины Подосенова. Притомъ, его все чаще возмущала крайняя безцеремонность Ивана Семеновича, которую ничѣмъ нельзя было усмирить, такъ какъ она происходила изъ какой-то совершенно безсознательной наглости.