Читать «Этюды Черни» онлайн - страница 63

– Давай, давай, – поторопила Саша. – Шубу не забудь.

Шубу та надевала неторопливо, тщательно расправляя замявшиеся рукава. Саша еле удерживала желание дать этой тетке пинка под зад. Но надо было сохранять спокойствие.

Мама Марии Таллас так же неторопливо прошла в прихожую.

– Нам ваша гордость – похрен, – вдруг обернувшись у входной двери, отчеканила она. – Мы тут такие навсегда. Это всё – навсегда. Вы нам прислуживаете. Ваши дети будут нашим детям прислуживать. Такой расклад, поняла? – И повторила, чтобы Саша получше расслышала: – Навсегда!

Хлопнула входная дверь.

– Надумаешь работать – звони! – раздалось одновременно с хлопком.

Саша почувствовала, что ее бьет мелкая дрожь. Всего ее самообладания хватило только на то, чтобы дождаться, пока мама Марии Таллас скроется из виду.

Слишком ошеломляющим был этот удар. Не то чтобы она не знала, что на свете бывают наглые хамы… Да нет же, вот именно не знала! То есть знала, но отвлеченно, отдельно от себя. Если вдуматься, то и знала-то в основном из книжек про участь бедняков в дореволюционной России или заключенных в советских лагерях.

Но никогда она не видела воочию грубости такой торжествующей, такой уверенной в своей полной власти над жизнью. Это не грубость даже была, а… Саша не знала, как это назвать!

«Это происходит здесь, – с ужасом, от которого все тело покрылось мурашками, поняла она. – В моем доме, в моем городе… Я здесь родилась, в детский сад ходила на Большой Бронной, за углом в зоомагазине купила Кирке на день рождения хомячка. Это все – я, это моя жизнь, наша жизнь! Они здесь ни при чем, кто они такие вообще?!»

Ей показалось, что город, в котором она родилась, захвачен оккупантами. Хоть листовки расклеивай на подъездах! Да, именно так – буквально. Хотя мама Марии Таллас никак не походила на чужестранку, у нее было простое русское лицо, и веснушки на щеках ее дочери были точно такие, как у Пашки Солдаткина из деревни Кофельцы, из Сашиного детства…

Саша обхватила себя за плечи, пытаясь унять дрожь. Ничего не получалось – все тело тряслось.

«Успокойся! – приказала она себе не со злостью даже, а с яростью. – Ничего страшного не случилось! Ничего необратимого. Ты никогда больше не увидишь ни Марию Таллас, ни ее мамашу. От них не зависит твоя жизнь. У тебя счет в австрийском банке. У тебя квартира в Париже, пусть маленькая, в мансарде, но своя. Не говоря уже об этой квартире, московской. Ты независима. Ты в любую минуту можешь отказаться от общения с этим зажравшимся хамьем. Никогда не видеть его и не слышать. Можешь вернуться в Европу, твоя жизнь устроится там заново в течение месяца, уж уроки ты всяко найдешь, и Марии Таллас среди твоих учеников не будет точно…»

Саша говорила себе все это, и ей почему-то казалось, что ее слова звучат жалко. Или жалобно. Или просто глупо. Почему она должна себя в чем-то убеждать, и тем более – почему должна спасаться бегством от унижения?

В дверь позвонили. Саша вздрогнула. При мысли, что вернулась мама Марии Таллас, тошнота подступила к горлу.