Читать «Этюды Черни» онлайн - страница 107

Поэтому когда такси, которое они взяли на площади трех вокзалов, остановилось возле чугунной ограды и Сергей прочитал на бело-синей табличке название улицы – Большая Ордынка, – то он уже знал, что в этой квартире прошло все мамино детство и юность до окончания школы. И отсюда она ушла в чем была к отцу в общежитие военной академии, и не входила в этот дом пятнадцать лет. До прошлого года, когда приезжала на похороны матери. И что мать эта, его то есть бабушка, ни разу за все эти годы не написала своей дочери, ни разу не поинтересовалась, что происходит с нею, с ее ребенком, живы ли они хотя бы, – это он уже знал тоже.

Это не могло уместиться в его сознании. Слишком это было чудовищно. Ну, положим, маму готовили не к жизни в тайге, положим, учили музыке, и рисованию, и французскому языку, и ожидали, что она поступит в иняз или на филфак МГУ… Но как могли все эти не оправданные ею ожидания оправдать то, что родная бабка вычеркнула из своей жизни родного внука, ни разу на него даже не глянув?! Сергей не то что не мог, он не хотел этого понимать.

И с этим чувством – непонимания, растерянности, смятения – вошел он в пустую квартиру дома на Большой Ордынке.

Глава 6

«Мама права: отец настоящий мужчина. И правильно он говорил: надо лгать».

С этой мыслью – о том, что мужчина должен лгать, – он просыпался вот уже месяц. Ее высказал когда-то отец, и Сергею не раз случалось убеждаться в его правоте.

Они встречались два раза в год. Обычно Сергей приезжал в Латвию, где отец остался после окончания службы, несмотря на отделение Прибалтики и на все разговоры о том, что русским там теперь не жизнь, а сплошное унижение и ужас.

Никакого ужаса, приезжая к отцу, Сергей не наблюдал. То есть внешнего, социального не было ужаса – то, что было в отцовской жизни горько и горестно, от внешних условий не зависело.

И вот во время одной из их встреч, вскоре после того как Сергей поступил в университет, отец сказал ему:

– У всех у нас внутри живет ребенок. Он, может, и трогательный. Но показывать его не надо. Никогда. Женщины этого не прощают. Для них мужчина, который не сумел своего внутреннего ребенка скрыть, просто слабый мужчина. А слабого мужчину женщина, может, и пожалеет, но любить не будет.

Тогда Сергей пропустил эти слова мимо ушей. Слабым он себя не чувствовал, никакого ребенка в себе не чувствовал тем более, да и не понял даже, что это за ребенок такой. И только позже, уже после окончания университета, он стал замечать: женщинам действительно нравится в мужчинах то, что сам он считает примитивным.

Неумение и нежелание мужчины разбираться в человеческих чувствах они считают признаком силы.

Толстокожесть – неуязвимостью.

Неспособность понимать кого бы то ни было, кроме себя, – интригующей незаурядностью.

Интерес к чему-либо, что нельзя потрогать рукой, – наивностью.

Когда Сергей это понял, то сразу же перестал показывать женщинам то, что они толковали так превратно. Какое уж им удовольствие иметь дело с человеком, который, как бетонная плита, одинаков внутри и снаружи, было ему непонятно. Но мало ли что ему было непонятно в женщинах! Что ж, он перестал рассказывать им о том, что его действительно волновало, перестал возмущаться в их присутствии несправедливостью и восхищаться искренностью, перестал задавать вопросы, ответы на которые надо было искать слишком напряженно…