Читать «Мюсли» онлайн - страница 3
Фигль-Мигль
— Машинка для резки бумаги. Никогда не думал, что мой отец станет диссидентом.
— Я тоже не думал, что мой единственный сын станет банкиром.
— Кем же я должен был стать? — говорит банкир.
— Откуда я знаю? — говорит старикашка удивленно. — Я никогда над этим не думал. О твоем будущем думала твоя дорогая мать, и мне казалось, что если к ней присоединюсь еще и я, это будет бессмысленной жестокостью.
— Мама хотела, чтобы я стал пианистом.
— Да, у нее совсем не было слуха.
Оба смотрят на собаку, которая возвращается к попыткам прорыть в паркете дыру.
— Как странно ведут себя животные в последнее время, — говорит банкир. — Они словно чему-то радуются.
— Мир сходит с ума, — говорит старикашка довольно. — Даже дети, сегодня в парке я видел нечто подобное. Хотелось бы посмотреть, чем все закончится.
— Папа, мир сходит с ума последние сорок тысяч лет.
— Сорок?
— Считая с кроманьонцев.
— Да, — говорит старикашка, — это долгий процесс. Как твоя жена?
— Как обычно. Я работаю, она скучает.
— У этой девочки есть мозги, — говорит старикашка, закуривая. — Когда не спишь в огромной спальне…
— Вздор, — говорит банкир. — Нам просто нужен ребенок. А еще лучше — трое.
— Твоей дорогой матери, — говорит старикашка, — понравился бы твой выбор, я имею в виду профессию. В конце концов, тогда мы еще не знали, что можно растить из наших детей банкиров, пианисты казались безальтернативными. А мне совершенно не с кем разговаривать…
Он хочет стряхнуть пепел и отводит руку, как будто передумав.
Она лежит на низкой кушетке, безучастно перелистывая яркий журнал. На ней все то же черное платье. Телефон начинает тонко свистеть; она медленно морщится, выдыхая дым. Когда телефон смолкает, она встает, пересекает комнату, берет трубку: «Слушаю». Из телефонной трубки противно тянется ровный зуммер. Она снова пересекает комнату, на этот раз по направлению к окну.
С высоты шестого этажа виден парк; сверху — взгляду, который беспрепятственно сравнивает его с еще светлым небом — он кажется темнее, чем есть. Но от земли, из-под крон деревьев, поднимаются, смешиваясь с небом, сумерки, и в этих сумерках проступает близкая осень.
Рыжая женщина в черном платье угрюмо смотрит в окно. Она хмурится и проводит пальцем по стеклу. Она закрывает глаза и проводит ладонью по подоконнику. Под руку ей попадается блокнот из желтых листочков — написав что-нибудь, такой листок можно прилепить к чему угодно и потом отлепить без вреда для поверхности. За окном пролетают желтые листья. Они еще мягкие, их еще немного.
Толстый желтый лист — прожилки на нем не видны, и весь он точно вырезан из одноцветного мягкого картона — долетает до угла улицы; ветер переносит его через дорогу, он падает рядом с неглубокой лужей и лежит там, медленно темнея. Потом он исчезает, потом его выхватывает из темноты свет фонаря.
Густой, желтый, теплый, неподвижный свет фонарей смешивается с неподвижной водой лужи. Дождевая лужа кажется разлитым маслом или лужей чернил небывалого медового цвета. На ее дне проступают трещины старого асфальта — неотчетливый разрозненный алфавит. В середину лужи ударяет крепкий ботинок. «Ну и зачем?» — говорит женщина.