Читать «Юмор начала XX века (сборник)» онлайн - страница 93

Девка косится испуганно, подбирает прямоступные ноги под розовую юбку. Сопит, вздыхает.

Кучеру тоже захотелось поговорить.

Он мало знает. Был в солдатах. Давно. Гнали на неприятеля. А потом еще куда‑то гнали. И еще гнали. А куда — и не помнит. Всего не упомнишь.

— Три года дома не был. А пришел домой, жена: "Федорушка, здравствуй". Детки то же. А в углу, смотрю, люлька. В люльке пеленашка. Пеленашка так пеленашка. На другой день старшенькую свою спрашиваю: "Это кто же у вас в люльке‑то?" — "А это, говорит, маленький". Ну, маленький так маленький. А на третий день спрашиваю старшенькую: "А откуда же у вас маленький‑то взялся?" — "А бабушка, говорит, принесла". Ну, бабушка так бабушка. Расти стал. Слышу, — Петькой зовут. Ничего, выкормился. О прошлом годе сына женил, Петька‑то. А я так и не спросил, откуда он. Теперь, чать, и сами забыли…

— Вот не помню, — шепчет старуха. — Не помню, когда корова именинница… Неловко так‑то не знать. Стара стала, забывчива. А грех, коли обидишь…

Заперли калитку за розовой девкой. День прошел, спать пора.

Трудный был день. Сразу и не заснешь после такого дня. После гостей всегда плохо спится. Чаи, да разговоры, да наряды, да суетня всякая.

— И когда это корова именинница? Вот не вспомнишь, а не вспомнив, обидишь, попрекнешь либо что, и грех. Она сказать не может, смолчит. А там наверху ангел заплачет…

Худо старому человеку! Худо!

Ночь за окошком синяя. Напоминает что‑то, а что — вспомнить нельзя.

Тихо шуршат забытые рекой камыши.

Ушла река. Камыши забыла.

В КАФЕ

— Зайдем в кафе, — сказал мой спутник. — Вы выпьете чашку шоколада, а я пока сварю одного изобретателя.

— Что сварите?

— Изобретателя.

Мне показалось, что он сошел с ума, и я, стараясь не раздражать его, спросила бодро и весело:

— А разве они вареные вкуснее?

Он посмотрел на меня с недоумением и ничего не ответил.

Вошли в кафе. Сели.

Народу много. Гудят, как шмели в знойный полдень. Есть и дамы.

На одной — горностаевая пелерина, с таким самозабвением обшитая собольими хвостами, что кажется, будто бюст этой дамы живет своей самостоятельной жизнью.

Дама рассматривает юмористический журнал, а бюст подъехал к соседнему столику и украдкой пьет кофе с чужого блюдечка.

Фантазия разыгрывается. Думается, вот пойдет дама на Николаевский вокзал, а бюст в пелерине окажется где‑нибудь за Любанью и будет оттуда посылать телеграммы: "Люблю, тоскую, беспокоюсь здоровье".

Но грезы мои прерваны прозой жизни — к нашему столу подходит унылый господин, давно не осквернявший своего сюртука грубым прикосновением щетки, и таинственно говорит моему спутнику:

— Имеете олово?

— Нет, но я имею марлю.

— Я тоже имею марлю, но я не имею олова.

И отошел.

Разговор, столь похожий на упражнения по самоучителю иностранным языкам, удивил меня.

— Где же у вас марля? — оглядела я своего спутника.

— В Христиании. Пятьсот тысяч аршин.

— Ого! Вот вы какой богатый!

— Но ее нужно сделать.

— Что?

Подошел другой господин. Засунул руки в карманы, выпятил живот и шлепнул губами.