Читать «Юмор начала XX века (сборник)» онлайн - страница 211

— Горько!

— А еще бы! — подхватил угрюмый Подходцев. — Правильно сказали, многоуважаемый Семен Семеныч! Еще бы не горько.

— Я не Семен Семеныч, а Василий Власич, — поправил аккуратный гость.

— Что вы говорите! Никогда бы не сказал по первому впечатлению! Итак, господа, — горько. Очень горько!

— Поцелуйте жениха, — подсказал невесте Василий Власич.

Подходцев прорычал:

— Так ему и надо — не женись!

Поднялся шум, крик, чем Подходцев и Клинков, раздраженные, со слезами бессильного бешенства на глазах, и воспользовались, чтобы скрыться, а родственники еще плотнее обсели бедного кроткого Громова, так что он, затертый ими, как бриг северными льдами, накренился набок и тихо примерз к своей съеденной молью невесте.

Прошло три дня со времени этого тяжкого бракосочетения… Все это время унылый муж бродил по комнатам, насвистывал мелодичные грустные мотивы, хватался за дюжину поочередно начатых книг и даже "прижимался горячим лбом к холодному оконному стеклу", что, по терминологии плохих беллетристов, является наивысшим признаком скверного душевного состояния.

Вечером третьего дня Громов вышел в переднюю и стал искать свою шляпу.

Сзади послышалось воркование жены:

— Куда ты? куда ты, моя куколка?

— К товарищам пойду.

— К каким там еще товарищам? Какие такие еще товарищи?

— Разве вы не знаете их, Евдокия Антоновна? Мои друзья. Клинков и Подходцев.

— Что — о? Идти к этим пьяницам и пошлякам, которые позволяли себе говорить обо мне такие гадости?!

Громов поднял на нее кроткие, молящие голубые глаза:

— Я попросил бы вас, дорогой друг, Евдокия Антоновна, не обижать моих товарищей. Мне это очень больно…

— Подумаешь, нежности какие! Две подозрительные личности, без всякого налета аристократизма — да я же еще должна молчать… Не пущу я тебя к ним!

Голос Громова сделался еще тише, еще музыкальнее:

— Очень прошу вас, не удерживайте меня. Мне очень нужно.

— Зачем?! Пьянствовать?

И совсем тихо, будто проглатывая что‑то жесткое, пролепетал Громов:

— В наших отношениях это было не главное…

— А что же, что было главное? Что они издевались над тобой, да жили на твой счет — это главное?

Голубые, сияющие добротой глаза Громова как‑то потемнели, сузились. Он сделал усилие, проглотил что‑то жесткое, царапавшее глотку, и вдруг — бешенный звериный рев, как гром небесный, исторгся из груди его:

— А — а, рр — р — р!!! Заткни свою глотку, старуха, или я тебе заткну ее раз и навсегда этим зонтиком!! Голову отгрызу тебе зубами, если еще раз пикнешь что‑нибудь о Клинкове и Подходцеве!!! Поняла?

У Громова было такое лицо, скрюченные руки его с такой экспрессией потянулись к горлу Евдокии Антоновны, что она, бледная, в предсмертной тоске, тихо попятилась к вешалке и забилась там между пальто и накидками.

Молчали оба долго.

Потом она, выглядывая из‑за какой‑то ротонды, прохрипела тихо и подавленно:

— С ума ты сошел, что ли?

— Еще нет! Скоро сойду, вероятно… Ты! Ты, как ведьма, вскочила на меня, оседлала, дала пинка, и я побежал, подстегиваемый твоим сивым старикашкой — отцом и каторжным братом… Что ж… (он криво улыбнулся) и побегу… Я уже человек погибший… Но если ваши нечестивые уста скажут хоть слово о Подходцеве и Клинкове — я тебя сброшу с себя, а твоего старичка и братца исковеркаю, как пустую коробку из‑под спичек. Поняла?