Читать «Юмор начала XX века (сборник)» онлайн - страница 196
Надежда Александровна Лохвицкая
— Что это он такой? — участливо спросил хозяин.
— У него большое горе, — неопределенно сказал Подходцев.
А Клинков прибавил:
— Такое же почти, как у вас, только больше.
Глава IX ЗЛОВЕЩИЕ ПРИЗНАКИ. СТРАШНОЕ ПРИЗНАНИЕ
Громов сказал толстому Клинкову:
— Меня беспокоит Подходцев.
— Да уж… успокоительного в этом молодце маловато.
— Клинков! Я тебе говорю серьезно: меня очень беспокоит Подходцев!
— Хорошо. Завтра я перережу ему горло, и все твои беспокойства кончатся.
— Какие вы оба странные, право, — печально прошептал Громов. — Ты все время остришь с самым холодным, неласковым видом. Подходцев замкнулся и только и делает, что беспокоит меня. Вот уже шесть лет, как мы неразлучно бок о бок живем все вместе, а еще не было более гнусного, более холодного времени.
Тон Громова поразил заплывшее жиром сердце Клинкова.
— Деточка, — сказал он, целуя его где‑то между ухом и затылком, — может быть, мы оба и мерзавцы с Подходцевым, но зачем ты так безжалостно освещаешь это прожектором твоего анализа?.. В самом деле, что ты подметил в Подходцеве?
Опрокинув голову на подушку и заложив руки за голову, Громов угрюмо проворчал:
— Так‑таки ты ничего и не замечаешь? Гм!.. Знаешь ли ты, что Подходцев последнее время каждый день меняет воротнички, вчера разбранил Митьку за то, что тот якобы плохо вычистил ему платье, а нынче… Знаешь ли, что он выкинул нынче?
— И знать нечего, — ухмыльнулся Клинков, втайне серьезно обеспокоенный. — Наверное, выкинул какую‑нибудь глупость. От него только этого и ожидаешь.
— Да, брат… это уже верх! Нынче утром подходит он ко мне, стал этак вполоборота, рожа красная, как бурак, и говорит, этаким псевдонебрежным тоном, будто кстати, мол, пришлось: "А что, старикашка Громов, нет ли у тебя лилового шелкового платочка для пиджачного кармана?" А когда я тут же, как сноп, свалился с постели и пытался укусить его за его глупую ногу, он вдруг этак по — балетному приподнимает свои брючишки и лепечет там, наверху: "Видишь ли, Громов, у меня чулки нынче лиловые, так нужно, чтобы и платочек в пиджачном кармане был в тон". Тут уж я не выдержал: завыл, зарычал, схватил сапожную щетку, чтобы почистить его лиловые чулочки, но он испугался, вырвался и куда‑то убежал. До сих пор его нет.
— Черт возьми! — пролепетал ошеломленный этим страшным рассказом Клинков. — Черт возьми… Повеяло каким‑то нехорошим ветром. Мы, кажется, вступили в период пассатов и муссонов. Громов… Что ты думаешь об этом?
— Думаю я, братец ты мой, так: из вычищенного платья, лиловых чулков и шелкового платочка слагается совершенно определенная грозная вещь — баба!
— Что ты говоришь?! Настоящая баба из приличного общества?!
— Да, братец ты мой. Из того общества, куда нас с тобой и на порог не пустят.
— Кого не пустят, а кого и пустят, — хвастливо подмигнул Клинков. — Меня, брат, однажды целое лето принимали в семье одного статского советника.
— Ну да, но как принимали? Как пилюлю: сморщившись. Мне, конечно, в былое время приходилось вращаться в обществе…
— Ну, много ли ты вращался? Как только приходил куда — сейчас же тебе придавали вращательное движение с лестницы.