Читать «Паровозик из Ромашкова» онлайн - страница 23

Свою первую лекцию я читала заунывно завывая и вытягивая подбородок. В моем вчера, в частной школе, такой зауныв был педагогической нормой. Мне было противно на себя смотреть, и я поглядела в окно. Студенты вслед за мной тоже поглядывали в окно, решив, наверное, что там находятся главные доказательства уже изложенных положений лекции. К концу пары нас начало друг от друга тошнить. Я раскраснелась и готова была расплакаться. Студенты напряженно ждали звонка, мы вместе ждали звонка, мы так сильно его ждали, что он прозвенел. Лекция закончилась, а я даже не увидела, как выглядят мои студенты.

А потом все изменилось. Актриса и балерина взялись во мне за руки и начали рассказывать, что мне самой было интересно слушать; я, конечно, не танцевала, но смеялась, издевалась и объявляла контрольные работы, которые практически всегда теряла в безднах своей сумки. Я подружилась со студентами и спокойно разглядывала их лица, а они простили мне первый блин и с интересом рассматривали мои новые наряды. В моей группе учились шестнадцать девочек и четыре мальчика. Из шестнадцати девочек две были беременные, и я отпустила их с миром и завистью до конца учебного года. Четыре были на подходах к замужеству и учились водить машину — их мало интересовал лекционный процесс, три являли собой воплощенную глупость и были воинствующими гегемонками с запоздало прыщавыми лицами, две были просто глупыми и очень тихими. С остальными пятью работать было одно сплошное удовольствие, причем одна из пяти, как выяснилось недавно, закончила частную школу и волей случая сделалась любимой женщиной Сергея Анатольевича. Как любила говорить моя Большая Подруга Маша: «Все мы спим под одним большим одеялом, и стоит его только чуток потянуть на себя, у кого-то из твоих знакомых обязательно оголится зад». Ей, конечно, было виднее. Часто встречая Сергея Анатольевича на неизменной «ауди» возле университета, я думала о том, не виден ли мой примитивно опущенный зад всем заинтересованным лицам. Здороваясь с Сергеем церемонно и чуть надменно, я слегка задумывалась и понимала, что не буду звонить ему из роддома, потому что теперь ему есть кому звонить, потому что он не весна и нет смысла ради него сходить с рельсов, потому что он — всего лишь демисезонное вчера.

Осень была похожа на весну, воздух казался тревожным или, скорее, тревожащим, солнце не сдавалось, оно расплавляло асфальт и горячило душу, дожди несли косметический очищающий эффект, Сена текла по Парижу, республиканцы пришли к власти в Испании, а меня уже любили, но совсем не слушали студенты. А я продолжала их рассматривать. Из четырех мальчиков (все они, правда, достигли возраста покупки спиртного) один был хронический второгодник и второженатик, заядлый футболист и фанатичный отец; иногда мне казалось, что его облик был положен в основу схемы тормоза. Второй был женат, но женат с удовольствием и без ограничений, фамилия его была Баранов, он любил жизнь, прогулы и дни стипендий, он заигрывал со мной бодро и неуклюже, а я сообщила ему, что при таком поведении всех скоро «хабебит хумус», а его «хабебит» еще и декан, третий — Олег — был похож на подтянутого сухопарого слона, он отличался сладким тягучим украинским выговором, плохим аппетитом, устоявшимися взглядами на жизнь и гордился всем этим. Мы с ним дружили, у него была невеста, и он, один из немногих, внимательно слушал меня даже тогда, когда старушка-осень притворялась весной. Четвертый назывался Александром, у него была детская улыбка, хорошие мозги, много почти обоснованного гонора, он был обидчивый и сердился на меня даже тогда, когда видел, что я всего на пару сантиметров ниже его ростом. Мне нравились его ягодицы, туго обтянутые джинсами. Когда он выходил к кафедре, чтобы грамотно и профессионально изложить свои взгляды на мюнхенский путч, его попа оказывалась на одном уровне с моими глазами, и я разглядывала ее, боролась с желанием потрогать, а может, и погладить эту невиданную красоту, которой природа так редко наделяет мужчин. Спасаясь от наваждения, я прикрывала глаза рукой и отворачивалась. Мне не нужна была скандальная репутация педофилки, я тихо сочувствовала декану и другим мужчинам-преподавателям, потому что соблазнов у них было больше, а значит, их работа была еще вреднее, чем моя. Иногда я ловила на себе понимающие взгляды пяти студенток, с которыми работать было одно удовольствие, они тоже были эстетками, и им не часто доводилось видеть воплощенную роденовскую модель. Ободренная всеобщим нежеланием учиться, я вызывала Александра пречасто, а вся аудитория облегченно и радостно вздыхала, погружалась в свои дела и заботы, оставляя нас один на один. В борьбе за знания мы сблизились настолько, что я стала называть его Санекой и почти разрешила ему болтать на лекциях, списывать контрольные работы и даже порой хотела его усыновить. А однажды мы поссорились, как семейная пара со стажем. У меня было плохое настроение, неинтересная лекция, предменструальное напряжение. Мне хотелось лежать дома, свернувшись калачиком, и тихо стонать. Но прогуливать мне было стыдно перед Кириллом, и я стояла и вещала о сложностях международных отношений.