Читать «Тогда, в Багио» онлайн - страница 85

Югославский гроссмейстер С. Глигорич заметил:

— Анатолия Карпова, несмотря на молодой возраст, отличает классический стиль игры. Мне он импонирует. Карпов отлично приготовился к этому сложному матчу и, можно сказать, прогрессировал от партии к партии.

«Несмотря на драматический поворот в борьбе за мировую шахматную корону, советский гроссмейстер Анатолий Карпов в критический момент проявил собранность, волю и твердую решимость добиться победы, — писал комментатор братиславской газеты «Смена». — Анатолий Карпов подтвердил, что является достойным продолжателем славных традиций советской шахматной школы. Его игра в решающей, тридцать второй партии, несомненно, войдет в учебники стратегии шахмат».

* * *

А что испытывал перед тридцать второй партией и после нее сам Анатолий Карпов?

Вот что рассказывал он на встречах с писателями и журналистами:

— Тридцать вторая партия была партией, от которой зависело слишком много. Такие партии играть очень трудно, один только ход мог решить судьбу всего матча. И хотя нервы были натянуты до предела, мне удалось собраться, начать партию с хорошим настроением, несмотря на предыдущие неудачи. Удалось отвлечься от шахмат, немного отдохнуть. А как она закончилась, вы знаете. Должен сказать, что буквально все, кто окружал меня в Багио, почувствовали, что тридцать вторая партия будет последней, а этот день — последним днем матча.

Я жаждал борьбы. При этом помнил, что в течение всего матча претендент, играя черными, старался уйти от единоборства, перевести игру в спокойное русло; в тридцать второй партии ему как раз предстояло играть черными.

Позиция на доске сложилась напряженнейшая, с некоторым преимуществом белых. Если помните, разыгрывалась защита Уфимцева, но постепенно мне удалось привести к построению испанской партии, а в ней претендент разбирается хуже. У меня сложился большой выбор продолжений, и шаг за шагом удалось создать угрозу королю черных. Хотя сцена довольно далеко от зрительного зала, многие после говорили, что ясно видели, как покраснел Корчной и как побледнел я. В тот миг я мысленно говорил себе: не торопись, не комбинируй, позиция выигрышная, главное сейчас — не упустить победу…

Претендент, попав в цейтнот, перестал с 32-го хода вести запись, несмотря на напоминания и предупреждения арбитров. Партию записывал один я. Сделано 40 ходов, оставалось еще пять минут. Я встал и пошел к демонстрационной доске (никто не мог понять, зачем и почему я туда пошел). Я посмотрел на демонстрационную доску: сделано ли на ней 40 ходов? Выяснил: сделано. Тем не менее я решил, что нужен 41-й ход. Чтобы потом не было никаких вопросов. И я сделал этот 41-й ход — ход сильный, ход выигрывающий. После чего партия была отложена.

Мы отправились в гостиницу, в номере внимательно просмотрели позицию; никаких шансов у противника нет. Но я помнил, сколько было в этом матче чудес.

На следующий день главному арбитру матча сообщили, что претендент сдает партию и матч. А через несколько часов после этого пришло письмо от самого претендента тому же главному арбитру. Смысл этого письма: претендент не может продолжать тридцать вторую партию, но это не значит, что он сдает матч. Как это понять, было неясно. Претендент послал аналогичную телеграмму и президенту ФИДЕ Максу Эйве. Эйве ответил, что считает матч законченным. Несколько раньше президент и генеральный секретарь ФИДЕ поздравили меня с победой.