Читать «ГРОМОВЫЙ ГУЛ. ПОИСКИ БОГОВ» онлайн - страница 97
Михаил Юрьевич Лохвицкий (Аджук-Гирей)
Очнулся Озермес вдох спустя, или через столько лет, что горы превратились в гнилые земляные орехи.
Он лежал ничком, придавленный снежной толщей, все еще вцепившись пальцами в древесный корень. Как и все живое, оказавшееся в его положении, он принялся, не осмысливая своих действий, извиваться, подобно червю, которого придавило комом обвалившейся земли. От движения его снег оседал и еще плотнее прижимал к земле, тело, изнемогая под тяжестью, не слушалось, ноги не ощущались, будто их не было.
Ища воздух, ушедший из легких, Озермес, как выброшенная на берег рыба, открывал и закрывал рот, бился затылком о снег, и тот, поддаваясь, приподнялся и осыпался песком к подбородку. Разжав пальцы и не почувствовав их движения, Озермес потянул кисти рук к себе, однако затихшее было сердце забилось так сильно, что эхо от неровных ударов отозвалось в ушах и оглушило его, дыхание стеснилось, и в Озермеса опять вошла тьма! Потом жизнь возобновилась в нем. Лицо, шея и затылок были влажными, ничем не защищенные, они согревали снег до таяния. Поморгав, Озермес расцепил слипшиеся ресницы, перед глазами возникла мутно белая наледь, в которую он упирался лицом. Он вдавился затылком в снег — тот уплотнился кверху, и попытался привстать, упираясь в мерзлый наст животом. Живот лежал на каком то выступе.
Приподнять удалось только плечи. Напряжение утомило мышцы Озермеса, давно не получавшие питания, и тут к нему вернулась душа. Как ей и полагалось, она влетела через темя в свое обиталище — голову, и он понял все случившееся с ним и расслабился, чтобы отдохнуть и подумать. Невесть кто в давние времена сказал: если тебе не с кем посоветоваться, посоветуйся со своей шапкой.
Он вспомнил, как скрипуче застонала ольха, когда ее сломило. Наверно, верхушка дерева, падая, уперлась ветвями в землю и ослабила удар снежной горы, а на ноги скорее всего упал обломок скалы. Самыра, надо быть, придавило. Когда лавина рухнула на плоскогорье, пес находился еще за деревьями, на расстоянии пяти шести прыжков от Озермеса, он мчался на выручку к хозяину, прижав уши с черными кончиками к серо желтой голове, раскрыв пасть и веретеном вытянув хвост.
Если бы Самыр не был так увлечен преследованием оленей и не подгоняй его Озермес, он успел бы предостеречь хозяина о надвигающейся опасности. Даже если овчарка осталась жива и камни не перебили ей спину, из под толщи снега ей не выбраться. Самыр был Озермесу ближе друга, единственной живой связью его с ушедшим за море отцом. Отогнав воспоминания, Озермес проглотил слюну, комком собравшуюся в горле.
Ни разу еще ему не приходилось наблюдать такого обилия снегов. Почти все сорок морозных дней и ночей небо оставалось ясным, с утра озаряемым холодным солнцем, но перед Новым годом небо потемнело, стало студенистым, и повалил снег. Снег падал и падал, и днем, и ночью, и еще, и еще дни и ночи. Сугробы поднялись до крыши, заслонив окошко, затянутое оленьим пузырем. Задули ветры. Прислушавшись к воплям бурана, шатавшего стены сакли, Озермес пробормотал: — Хорошо, что мы поставили саклю у скалы, на открытом месте нас унесло бы. — Это Дух гор, — сказала Чебахан, — рассердился и летает над землею. Слышишь свист его крыльев? — Она стояла, напрягшись, как тетива лука, и смотрела на дверь, за которой завывала метель и тревожно скулил Самыр. — Дух гор? — повторил Озермес. — Мы не причинили ему ничего дурного. — Он задумался.