Читать «ГРОМОВЫЙ ГУЛ. ПОИСКИ БОГОВ» онлайн - страница 61

 Отсюда, наверно, у сочинителей, чувствующих недоверие к себе, пристрастие к ссылкам на признанные авторитеты. Вот и сейчас я живо представил себе недоверчивые глаза енисейского знакомца, услышал его приятный, но преисполненный сарказма голос: «Так уж шапсуги и принимали нашего брата с распростертыми объятиями, так уж и признавали эти магометане заповедь о любви к ближнему своему». Что ж, усилю свою позицию и я цитатою из авторитетной статьи Л. Я. Люлье. Муж сей, рассказывая про общее мехкеме шапсугов, абадзехов, убыхов и других черкесов, состоявшееся в 1841 году, — Аджук был в то время ребенком, а автор сих строк еще не родился, — приводит тогдашний дефтир, в котором имеется такая статья: «Всем беглым и выходцам из России давать убежище, мусульманам, пришедшим для помощи против врагов черкесского народа, оказывать всякое содействие, обращаться к пришлым дружески и если нужно, то для устранения всякого недоверия выдавать им своих детей в аманаты*».

 Попрощавшись со мной, Озермес ушел. Я с грустью спросил, когда мы свидимся, на что джегуако ответил: друзей помнят всегда, и он, когда вновь навестит эти края, не забудет повидать меня.

 Началась новая моя жизнь. Тосковал ли я по прежней, по привычному ее укладу? Скучать было некогда — я работал на поле, рубил лес, ходил на зверя и ловил рыбу, учился говорить по шапсугски, жадно, в охотку познавая неведомый мир, в котором не было самого, пожалуй, страшного для человека — принуждения в том его обличий, которое я знавал прежде. Об этом я снова подумал, когда Аджук познакомил меня с двумя беглыми солдатами, живущими в ауле, — Кнышевым и кунаком Озермеса Ильей.

 На мой вопрос, как им живется здесь, тихий, видимо, испуганный моим появлением Кнышев пробормотал:

 — Дак, ведь, вашбродь, кому как гленется, по первой, оно, конечно, вам внове покажется, но не обижают, живем мирно...

 Горластый великан Илья перебил его и, оглушая голосом, закричал, что жить тут хоть и дымно, но сытно, и буза имеется в изобилии. 

Оба женаты были на вдовах — Кнышев на молчаливой, старше его годами, миловидной маленькой женщине, имевшей дочь. Жена Ильи была крепкой, не по черкесски крутобокой, быстрой в движениях и, надо думать, проворной в любовных утехах. В аул Илья пришел сам, принес на плече медную пушку — она валялась во дворе его, подле сакли, со всеми сразу сошелся, варил и пил чуть ли не ведрами бузу и даже жену стал поколачивать. Мехкеме наложило на него штраф, и ему посоветовали либо перестать колотить жену, либо оставить ее и взять другую.

 «Ладно, — заявил он, — раз у вас нельзя, не трону больше». К нему относились с почтением из за имени: Алия — Илья было вторым именем бога грома Шибле — и из за невероятной, бычьей силы. Догадаться, откуда Илья родом, я не смог. Иногда он нажимал, как волгари, на «о», иногда говорил по сибирски «чё?». Я спросил, из каких он краев, но в ответ услышал: «Я и тутошний, я и тамошний, и где я ходил, меня давно нет». Скорее всего был он или беглым солдатом, или сбежавшим с каторги преступником, или вольным бродягой, каких на Руси много.