Читать «ГРОМОВЫЙ ГУЛ. ПОИСКИ БОГОВ» онлайн - страница 183
Михаил Юрьевич Лохвицкий (Аджук-Гирей)
Спустя время он закашлялся и снова посмотрел на Озермеса. — Мне надо задать тебе несколько вопросов. — Я внимательно слушаю тебя, уважаемый. — Тебе ничем не грозит то, что ты приютил абрека? — Я, как и все, с радостью принимаю гостя, не спрашивая, кто он. Но, помимо этого, вокруг нас на много дней пути нет ни одного человека. — А как называется ваш аул? — Весь аул, гость мой, я и моя жена. Когда силы вернутся к тебе, я расскажу, почему так случилось. — Охотно выслушаю тебя. Давно я у вас? — Сегодня восьмой день. — И чем вы меня лечите? — Даем пить воду от растаявшего льда, протираем раны настоем ромашки и прикладываем листья подорожника. — Я благодарен тебе и жене твоей за ваши старания, но на будущее знайте, что листья подорожника годятся только для наружных ран. А ты не пробовал вытащить пулю? — Она сидит глубоко. Я подумал, что пуля может выйти сама. — Бывает и так, но редко, и на это нужно время. Легче было бы, если б меня пробило навылет. Но все в воле Аллаха... Как известно, лучше делать, чем говорить. Раз уж ты взялся помогать мне, доведи дело до конца. Возьми мою стрелу, прокали острие в огне и, помолясь Аллаху, вытащи из меня пулю. На острие зазубрины, они должны зацепиться за свинец.
*
Озермес встал, взял с полки стрелу, раздул в очаге угли и сунул в огонь кончик стрелы. — Пожалуй, я вытащу пулю сам, — сказал абрек. — Я чувствую, где она, и боль поможет мне ловчее зацепить ее. А ты стой рядом и, если сознание покинет меня, действуй сам. Не отходи, пока пуля не будет у тебя в руке. Ты упомянул о ромашке, может, у твоей жены найдется чистая тряпица, пусть смочит ее в настое ромашки, я заткну тряпкой рану. А если ей не будет в тягость, пусть постоит снаружи, у двери, пока я буду возиться с этим пустяковым кусочком свинца. Я ослаб, но в присутствии женщины рот мой не откроется для стона. — Не найдется мужчины, который осудил бы тебя, если ты станешь даже кричать, — сказал Озермес, вытаскивая из огня стрелу с раскаленным докрасна острием и, помахивая ею, чтобы остудить, вышел и позвал Чебахан. Она принесла миску с настоем ромашки, в которой лежал обрывок тряпки, и, с недоумением посмотрев на стрелу, отдала миску Озермесу. — Гость ожил, белорукая. Сказал, что он абрек. Хочет сам достать из груди пулю. Не отходи от двери, потом я позову тебя, чтобы ты поздоровалась с ним. — Глаза Чебахан расширились и потемнели. — Хорошо, муж мой. — Где ты, хозяин? — нетерпеливо крикнул абрек. — Наконечник, наверно, остыл. — Озермес вернулся в хачеш, поставил миску с настоем на чурбачок и подошел к тахте. Абрек выхватил у него из рук стрелу и поднял глаза кверху. — О, Аллах, одари меня терпением, как ты одарил им посланника своего Мухаммеда. — Нащупав пальцем левой руки входное отверстие от пули, он поднес к ране острие и ввел стрелу внутрь. Лицо его отвердело, рот под усами сжался. Он тяжко с хрипом дышал, но не издавал ни звука. Озермесу казалось, что время замедляет свои шаги, вот вот оно остановится совсем. Абрек, скрипнув зубами, прохрипел: — Зацепил. — Он потянул стрелу кверху, вытащил ее и стал шарить пальцами по груди. — Она где то здесь... — Потом поднес сжатые пальцы к глазам и судорожно ухмыльнулся. — Вот она. Возьми ее, сохрани, она еще пригодится.