Читать «Кузнец своего счастья» онлайн - страница 4

Что же касается Джона, то для него успех такой коренной перемены был вне сомнения. Нужда была уже достаточно велика, чтобы нанести давно приберегаемый искусный удар, как и подобает старому кузнецу своего счастья, который не бьет молотом впустую, и Джон исподволь, но упорно стал присматривать себе жену. И — удивительное дело! — казалось, что одно это решение уже приворожило ему счастье. На той же неделе прибыла в Зельдвилу и поселилась там пожилая вдова с дочерью на выданье; звали ее госпожа Олива, а дочку — девица Олива. «Кабюс-Олива!» — так сразу же зазвучало у Джона в ушах и откликнулось в его душе. Если под такой фирмой открыть даже небольшой магазин, он должен через несколько лет вырасти в большой торговый дом. И Джон благоразумно приступил к делу, вооружившись всеми своими атрибутами.

Они состояли из очков в золоченой оправе, трех эмалевых запонок на золотой цепочке, длинной золотой цепи от часов со множеством брелоков, перерезавшей расцвеченный жилет, огромной нагрудной булавки со вделанной в нее миниатюрой, изображавшей битву при Ватерлоо, далее — из трех или четырех массивных перстней и толстой камышовой трости с набалдашником в форме перламутрового бочонка, который мог служить одновременно биноклем. В карманах у него всегда находились следующие предметы, которые, усаживаясь, он вынимал и раскладывал перед собою: большой кожаный футляр, где покоился мундштук для сигары, изображающий Мазепу, привязанного к коню, — когда он курил, эта группа доходила ему до бровей и была настоящим шедевром; затем красный портсигар, в котором лежали отличные сигары в обертке с вишнево-красными и белыми полосами, причудливое, щегольское огниво, серебряная табакерка и вышитая записная книжка. Носил он с собой также сложнейший и изящнейший кошелек со множеством потайных отделений.

Все это снаряжение казалось ему идеальным для человека, наделенного счастьем. Он приобрел его как смело задуманное обрамление будущей жизни еще в то время, когда проедал последние крохи своего состояния; но был в этом еще более глубокий смысл. Эти побрякушки были не столько украшением безвкусного и тщеславного человека, сколько школой терпения и выдержки, утешением в тяжелые времена, подготовкой к достойной встрече с долгожданным счастьем, которое все же могло явиться, яко тать в нощи. И он скорее умер бы с голоду, чем согласился продать или заложить самое ничтожное из этих украшений. Ведь благодаря им он не казался нищим ни свету, ни себе самому, почему и приучил себя терпеть крайнюю нужду без ущерба для своего внешнего лоска. Чтобы ничего не потерять, не разбить, не испортить, сохранить все в порядке, требовалась достойная и спокойная манера держать себя. Ничего хмельного, никаких волнений не мог он себе разрешить и действительно сохранил своего Мазепу в течение десяти лет в целости, не отломив от него ни уха, ни развевающегося конского хвоста, а колечки и крючочки его футляров и несессеров закрывались так же исправно, как в день их создания. При всех этих украшениях приходилось также сохранять в опрятности сюртук и шляпу, всегда носить чистую манишку, чтобы показывать свои запонки, цепочки и булавки на белоснежном фоне.