Читать «Пути в незнаемое. Сборник двадцатый» онлайн - страница 378

Замысел «Детей Выдры» (в котором с орочскими мифами переплетались исторические сведения, почерпнутые Хлебниковым главным образом из книги В. Григорьева «Россия и Азия», изданной в 1877 г.), а также «Есира» и других его исторических сочинений, сближал Хлебникова с тем научным и литературным движением, которое позднее получило название «евразийского». Из больших поэтов к нему одно время (в конце 20-х годов) примыкала Марина Цветаева, из критиков — Д. Мирский (автор статей о Хлебникове), из ученых — великий лингвист Н. С. Трубецкой и отчасти Р. О. Якобсон; многие идеи евразийцев преломились в недавних публикациях Л. Н. Гумилева. У Романа Якобсона некоторый интерес к проблематике сходств языков и мифов Евразии мог поддерживаться и его ранней дружбой с Хлебниковым. В то время этот интерес совсем не ограничивался кругом ученых и писателей, которые позднее себя причисляли к евразийцам. Глубокие мысли об одинаковости отношения к слову у разных народов Евразии, под которыми охотно бы подписался Хлебников, содержатся в большом труде о табу слов (запрете называть слова), написанном через 10 лет после смерти поэта видным лингвистом и этнографом, членом-корреспондентом АН СССР Д. К. Зелениным.

История России и всех народов, в ней обитавших, Хлебниковым мыслилась на широком фоне культурных, религиозно-философских, эстетических, языковых связей, переплетавших всю Азию. Хотя в исторических и в особенности языковых воззрениях раннего Хлебникова находятся черты, сближающие его со славянофилами (историю взаимоотношений которых с западниками он пытался проследить в своих числовых выкладках), он даже и в этот период своего развития (очень бурного) едва ли укладывается в это определение (при всех крайностях, проявлявшихся им в борьбе против иностранных слов за чистоту русского языка, где он выступает как «архаист» в духе «Беседы»). Но уже очень быстро от увлечения одной только славянской или «арийско»-славянской (т. е. индоевропейско-славянской) древностью Хлебников переходит к несравненно более широкому и сложному пониманию сплетения судеб разных народов Евразии от древности к средневековью и далее (новые историко-культурные открытия, касающиеся, например, буддийских цивилизаций Центральной Азии, только подтверждают верность этого взгляда). В хронологических таблицах и исторических статьях Хлебников пытался проследить волны, катившиеся то с запада на восток, то обратно. О русской литературе в 1913 г. Хлебников писал, заменяя своим изобретением «монголо-финны» тогдашний научный термин «урало-алтайские народы»: «Она не знает персидских и монгольских веяний, хотя монголо-финны предшествовали русским в обладании землей… Из отдельных мест ею воспет Кавказ, но не Урал и Сибирь с Амуром, с его самыми древними преданиями о прошлом людей (орочоны)… Плохо известно ей и существование евреев… Стремление к отщепенству некоторых русских народностей объясняется, может быть, этой искусственной узостью русской литературы. Мозг земли не может быть только великорусским. Лучше, если бы он был материковым». По существу эта точка зрения, развитая им и в недавно напечатанном раннем наброске о памятниках, была достаточно традиционной. Она продолжает линию пушкинского «Памятника». Уже для Пушкина его судьба в будущей России определяется тем, как его назовет «всяк сущий в ней язык».