Читать «Атланты. Моя кругосветная жизнь» онлайн - страница 517

Александр Моисеевич Городницкий

Известие о смерти Булата Окуджавы я получил неожиданно под Челябинском на Ильменских озерах, где 10–13 июня 1997 года проходил Уральский фестиваль авторской песни. Услышанному ночью по Би-би-си сообщению не поверили и стали проверять по Интернету. К несчастью, оно подтвердилось. Воскресный день 13 июня был ясным и солнечным. На берегу озера, на самодельных трибунах и склонах холма, в ожидании дневного заключительного концерта с утра разместилось несколько тысяч молодых людей, до которых трагическое известие еще не дошло. Настроение было праздничным, кое-где звенели гитары и раздавался смех. Я, как председатель жюри, должен был объявить им о смерти Окуджавы. Помню, как невыносимо тяжело было подниматься на сцену. Как язык упорно отказывался произносить роковые слова. Какая душная, беспросветная тишина повисла над поляной, когда все, сразу онемев, встали.

Через несколько дней, вместе со всей Москвой, я пришел прощаться с Булатом в Вахтанговский театр, где состоялась гражданская панихида. Будучи уверен, что придется в толпе прорываться через всякие кордоны, я сдуру надел джинсовый костюм, но писателей провели обходным путем, и я горько сожалел о своем нелепом одеянии, когда стоял у гроба в почетном карауле.

В перекроенном сердце АрбатаЯ стоял возле гроба Булата,Возле самых Булатовых ног,С нарукавным жгутом красно-черным,В карауле недолгом почетном,Что еще никого не сберег.Под негромкие всхлипы и вздохиЯ стоял возле гроба эпохиВ середине российской земли.Две прозрачных арбатских старушки,Ковылять помогая друг дружке,По гвоздичке неспешно несли.И под сводом витающий голос,Что отличен всегда от другого,Возникал, повторяясь в конце.Над цветами заваленной рампой,Над портрет освещающей лампойНескончаемый длился концерт.Изгибаясь в пространстве упруго,Песни шли, словно солнце по кругу,И опять свой полет начиналиПосле паузы небольшой,Демонстрируя этим в финалеРазобщение тела с душой.И косой, как арбатский художник,Неожиданно хлынувший дождикЗа толпою усердно стиралВсе приметы двадцатого века,Где в начале фонарь и аптека,А в конце этот сумрачный зал.И, как слезы глотая слова,Нескончаема и необъятна,Проходила у гроба Москва,Чтоб уже не вернуться обратно.

На отпевании Булата в церкви Святых Космы и Дамиана и похоронах на Ваганьковом, куда его вдова Ольга Владимировна просила «не приходить никого, кроме ближайших друзей», я не был. Мне вообще показалось странным, что его за несколько дней до смерти, уже в бессознательном состоянии, окрестили, хотя при жизни он не был религиозным – наоборот. Не случайно в его песнях и стихах, как правило, вместо слова «Бог» стоит слово «Природа»: («У природы на устах» коварная улыбка», «Как умел, так и жил, а безгрешных не знает природа»). Впрочем, вопрос это непростой. Отпевавший его священник отец Георгий в своей проповеди назвал его псалмопевцем. Ибо, подобно тому, как, читая псалмы, видишь как в зеркале собственную душу, так, слушая песни Окуджавы, человек в 60-е годы увидел в них самого себя. Да и сам Булат, написавший песню «Молитва», стал, по существу, пророком нашего поколения, вернувшим людям смысл и свет жизни. Не случайно многие крылатые строчки его песен сродни заповедям Нового Завета.