Читать «Теракт» онлайн - страница 104

— На этой неделе ни одна женщина в наше движение не вступала, — авторитетно заявляет он.

— А в "Исламский джихад", в другие отряды? Попробуй разузнать.

— Не стоит… Мы и так плохо понимаем друг друга. Хотя у нас нет никаких взаимных претензий. Каждый ведет свою священную войну так, как ее видит. Если Фатен куда-то ушла, попытки ее вернуть бесполезны. Она совершеннолетняя и имеет право распоряжаться своей жизнью. И смертью. Не может быть двойного стандарта, доктор. Если ты решаешь взять оружие, ты должен признать, что и другие вправе это сделать. Каждый имеет право на свою долю славы. Мы не выбираем себе судьбу, но выбрать смерть — это прекрасно. Это демократический способ плюнуть в лицо року.

— Умоляю тебя, разыщи ее.

Адель недовольно и огорченно качает головой:

— Ты так ничего и не понял, амму. Мне надо идти. С минуты на минуту приедет шейх Марван. Примерно через час он будет проповедовать в ближней мечети. Тебе бы следовало его послушать.

Ага, вот оно, думаю я: Фатен, вероятно, приехала в Джанин, чтобы получить благословение шейха.

Мечеть, до отказа набитая народом, оцеплена несколькими рядами ополченцев. Я встаю на углу улицы и наблюдаю за тем крылом здания, которое отведено для женщин. Опаздывающие прихожанки торопливо входят в молитвенный зал через неприметную дверь в задней стене мечети; одни закутаны в черные одежды, на других яркие платки. Фатен не видно. Я обхожу квартал и приближаюсь к двери, которую сторожит толстая дама. Она очень недовольна моим появлением на этой части храмовой территории, куда из соображений благопристойности не осмеливаются заглядывать даже ополченцы.

— Для мужчин проход с другой стороны, — бросает она.

— Я знаю, сестра моя, но мне нужно поговорить с племянницей, Фатен Джаафари. Это очень срочно.

— Шейх уже поднялся на минбар.

— Мне очень жаль, сестра, но я должен поговорить с племянницей.

— А как я ее найду? — нервничает она. — Внутри сотни женщин, и шейх сейчас начнет проповедь. Не вырывать же мне у него микрофон. Приходите после молитвы.

— Вы знаете ее в лицо, сестра моя, она точно здесь?

— Что? Вы даже не уверены, что она тут, и путаетесь у нас под ногами в такую минуту? Уходите немедленно, или я ополченцев позову.

Мне приходится ждать конца проповеди.

Я возвращаюсь на свой наблюдательный пункт на углу улицы и встаю так, чтобы не выпускать из виду мечеть и женское крыло. Колдовской голос шейха Марвана доносится из громкоговорителя, царствует над звездной тишиной, залившей окрестные улицы. То же самое я слышал в машине частника, который вез меня в Вифлеем. Время от времени, в ответ на лирические воспарения оратора, поднимается шум воодушевления…

К мечети подлетает машина, из нее выскакивают два ополченца и на бегу говорят о чем-то по радиотелефонам. Кажется, происходит что-то серьезное. Один из приехавших дрожащим пальцем указывает на небо, другой бежит за начальником. Это человек в парашютной куртке, мой тюремщик. Он подносит к глазам бинокль и несколько минут вглядывается в небо. Вокруг храма возникает суматоха. Ополченцы бегают туда-сюда; трое, тяжело дыша, проносятся мимо… "Если вертолета не видно, тогда, значит, беспилотный самолет", — бросает один из них. Я вижу, как они со всех ног мчатся по улице. У мечети останавливается еще одна машина. Сидящие в ней кричат что-то человеку в куртке парашютиста, с тревожным ревом мотора дают задний ход и едут на соседнюю площадь. Проповедь обрывается. Кто-то берет у шейха микрофон и просит верующих соблюдать спокойствие — возможно, тревога ложная. Как ураган проносятся два внедорожника. Верующие начинают выходить из мечети. Они закрывают от меня женское крыло. Я не могу обойти квартал — если она вместе с другими будет выходить через заднюю дверь, я могу ее не увидеть. Решаю идти к главному входу, пробраться через толпу и войти прямо на женскую сторону… "Расступитесь, расступитесь, — кричит ополченец. — Дайте пройти шейху…" Верующие толкают друг друга локтями, стремясь увидеть шейха поближе, коснуться полы его одеяния. Людская волна подхватывает меня и тащит в гущу толпы; в этот миг имам появляется на пороге мечети. Я рвусь из гущи впавших в транс, стиснувших меня тел, но тщетно. Шейх опускается в свой автомобиль, машет из-за бронированного стекла рукой; телохранители усаживаются по обеим сторонам от него… И — всё. Что-то, змеясь, пролетает по небу и вспыхивает, точно молния, на проезжей части; ударная волна наотмашь хлещет по мне, разметывая скопище народа, державшее меня в плену своей истерии. Миг — и небо взрывается, улица, секунду назад охваченная религиозным порывом, опрокидывается вверх тормашками. Тело какого-то мужчины или юноши, как черный метеор, проносится через кружащийся перед глазами мир. Что это, что?.. Плотная волна пыли и пламени подхватывает меня, швыряет прочь сквозь миллионы осколков. Я смутно чувствую, что меня раздергивает на волокна, что я таю в дыхании взрыва… В нескольких метрах от меня полыхает автомобиль шейха. Два окровавленных призрака пытаются спасти имама из пекла. Голыми руками они отрывают куски раскаленного железа, бьют стекла, набрасываются на дверцы. Я не могу подняться… Завывания машин "скорой помощи"… Кто-то склоняется надо мной, бегло осматривает мои раны и отходит в сторону, не оборачиваясь. Я вижу, как этот человек опускается на корточки рядом с соседней грудой обгоревшей плоти, пробует пульс и делает знак тем, кто идет с носилками. Еще кто-то берет мое запястье и тут же выпускает его. "С этим все…" В «скорой» мне улыбается мать. Я хочу протянуть руку к ее лицу; ни один мускул не слушается. Мне холодно, мне больно, я страдаю. «Скорая» с воем врывается в ворота больницы; санитары распахивают дверцы; меня поднимают и кладут прямо на пол в коридоре. Медсестры на бегу то и дело спотыкаются об меня. Каталки, нагруженные ранеными, снуют туда-сюда в головокружительном танце. Я терпеливо жду, чтобы мной занялись. Не понимаю, почему никто не задерживается возле меня, это странно. Справа, слева кладут тела — еще и еще. Одни окружены родственниками; женщины плачут, стенают над ними. Другие неузнаваемы; их не удается идентифицировать. Передо мной опускается на колени какой-то старик — и больше никто. Призвав имя Господне, он опускает руку на мое лицо и закрывает мне веки. Мгновенно стираются все цвета и шумы мира. Меня охватывает бесконечный ужас. Почему он закрывает мне глаза?.. Я не могу их открыть и тогда-то понимаю: так вот как это бывает; кончено, меня больше нет…