Читать «Мифология «голодомора»» онлайн - страница 6

…Неудивительно, что с такой супругой и украинский президент не уставал повторять о «голодоморе» с тем же непреклонным упорством, с каким поляки говорят о Катыни. Однако все же он не так изощрен, как «первая леди», и нередко ляпал не то. Ну вот, навскидку: в ноябре 2008 года, выступая на форуме «Народ мой всегда будет», данный политический персонаж сделал сразу несколько эпохальных заявлений.

Он заявил, что «голод 1932–1933 годов был самым масштабным и относится к наибольшим гуманитарным катастрофам мира». Тем самым как-то спокойненько вынеся за скобки голод в Поволжье 1922 года, небоевые потери Гражданской войны, Великую депрессию… это только в XX веке. Про хронически голодающее население Африки и Азии мы уже и не говорим, это не катастрофа, просто живут они так…

«Украина была занесена в черную доску — это село, район, область, где официально было запрещен какой-либо въезд и какой-либо выезд. Это гетто, которые были созданы лишь с одной целью — уничтожить мой народ».

Ой, чем-то знакомым повеяло… Надеемся, читатель еще помнит, какой политический деятель говорил: «Мой народ?!» Однако фюрер из господина Ющенко какой-то неубедительный. При имени Гитлера германцев охватывал массовый энтузиазм, а украинцев все больше массовое веселье или массовая ругань… А что касается «черных досок» — снова пальцем в небо. В деревни, занесенные на «черные доски», всего-навсего не привозили промышленных товаров. Мера, что и говорить, неприятная — но на геноцид не тянет.

Еще украинский президент заявил, что голод в Украине 1930-х годов «не является смертью из-за голода, а убийством народа через голод», а также что голод «был выбран как способ усмирения украинского народа», что «целью голодомора было обескровить Украину, подорвать ее силы и, таким образом, устранить возможность восстановления украинской государственности».

Ну, что касается возможности восстановления украинской государственности в 30-е годы… то для того, чтобы ее устранить, вовсе не требовалось расправляться с украинским крестьянством. Наоборот, крестьяне лучше, чем кто-либо еще, помнили, каким кровавым анекдотом обернулась пресловутая «государственность» во время Гражданской войны. Через украинские деревни прокатились все благодетели, которых призывали для укрепления своей власти многочисленные украинские правительства, — немцы, австрийцы, румыны, поляки, наконец, местные бандиты, частично представлявшие собой вооруженные силы этой самой власти. Все они хотели кушать и, соответственно, все грабили. Чтобы вернуться к теме «государственности», надо было дождаться времени, когда уже не останется тех людей, которые помнили бы Гражданскую войну, и лишь после этого оказалось возможным повторение «самостийного» украинского государства.

«Самостийность» тогда, как и теперь, была прежде всего политической, интеллигентской забавой, и для устранения данной угрозы бить надо было политическую верхушку и интеллигенцию, чем и занимался НКВД все 30-е годы. А причем тут крестьяне?