Читать «"Заветные" сочинения Ивана Баркова» онлайн - страница 55

Как, сунув руку вдруг себе я под подол,

Послышала в шенте я много жару, зуду,

Откуда разлился задор уже повсюду.

Мне чувство было то неведомо дотоль,

И чудно стало мне: взялось оно отколь?!

Почувствовала вдруг любовь моя пещера.

Ту склонность сладкую, знать, ей дала Венера.

Разжег уже, разжег мою махоню враг,

И приготовил уж Дурносов свой рычаг:

Но, ах! какой злой рок меня тогда постигнет,

Как он свой долгий шест в меня поглубже вдвигает!

Каким меня тогда ударом поразит,

Как скало он свое претолстое ввалит!

Со страху вся дрожит в махоне щекоталка,

Лишь думаю, что вложится его сурова палка.

Уж в робости такой упорной быть стыжусь,

Хоть чудится мечта, что будто въявь ложусь,

Но вдруг, вообразив задор неутолимый

И купно толстый ствол его непреломимый,

Не смею для того в его предаться власть

И чувствовать боюсь к нему я сильну страсть.

Как думаешь о сем, любезна Секелия?

Секелия

О, коль прекрасна плешь! Муде также драгие!

Миликриса

Достоинства его чрез чур не выхваляй

И склонности к любви во мне не умножай.

Он князь, я знаю то, и елдаком не скуден,

Хотя и невзрачён, однако ж весьма чуден.

Секелия

Природа знает, что прилично дать кому.

Пускай пригожства нет, пусть глуп и по уму:

Однако, так она таланты разделяет,

Как блядь разумная, кому уж дать, так знает.

Князь важен елдаком, осанист и с мудей,

Которыми давно прельстил уже блядей.

Довольно награжден сим даром от природы,

И плешь его бодра премногие уж годы.

Притом зарубами роскошствует она,

Как будто многими приятностьми весна.

Миликриса

Весною дышет плешь; шентя моя — зимою.

И сохнут оттого сады на ней без зною,

Которые сперва в прохладе все цвели,

И нагло воробьи летать в них не могли

С восторгом вспомню я то время, как не знала

Ни самых я мужчин, ни их опасна жала.

Сколь страшен для меня Дурносов, злой сей рок,

Столь вдвое мой отец в таких случаях строг.

Ты знаешь ведь его.

Секелия

Суровость Долгомуда?

Не строг он для любви, но строг он лишь для блуда.

Он дряхл и тешить сам не в силах молодых,

Затем не хочет зреть веселостей твоих.

Подобная всегда так кладена скотина,

У коей фунта с три пускай висит шматина.

Взирая на других плодящихся скотов,

Не чувствует, чтоб в ней зажглась с задору кровь.

А ты, прекрасная в сих летах Миликриса,

Со зрелой красотой спокойно веселися.

Миликриса

Опомнися, мой свет, что погрешила ты,

Хваля Дурносова мне слишком красоты.

Его ты предо мной бесстыдно уж почтила,

А Долгомуда же так ложно осудила.

Разве забыла ты, что он ведь мой отец?

И в молодости был такой же молодец!

Сама же ты об нем не раз мне говорила,

Какая прежде-то к любви была в нем сила!

Дурносова ты уж высоко вознесла,

Его муде и плешь чрезчур превознесла.

Неужто и того родитель не достоин,

Что ратовал в шенте он так, как храбрый воин?

Секелия

В нем важность старости сияет, а не блуд.

Он разумом силен, как хитр у князя уд.

Чтоб правду доказать могла вам очевидно

И если б вы могли на то зреть безобидно,

Желала б я весьма изведать на весах,

В его ли голове иль в княжеских мудах

Есть весу более?

Миликриса

Но кто сему поверит?

Тот разве, кто муде и разумы так мерит.

Секелия

Кто больше в свете жил, и знает больше тот.