Читать «Об Ахматовой» онлайн - страница 33
Надежда Яковлевна Мандельштам
И, в качестве последнего аргумента, она тотчас выкладывает это Н.Х.:
...
Неужели вы не понимаете, что происходит на самом деле – не на поверхности? Мы оба – два черных ревнивца. Мы жестоко ревнуем друг друга к Осе. То есть как-то не так, но нас трясет от неистовой ревности: кому из нас принадлежит Ося. Благородные слова о том, что Ося уже не моя и не ваша собственность, – брехня. Он, может, принадлежит какой-то стороной и другим, но по-своему и нам, и мы до смерти будем его оспаривать друг у друга. Кроме того, вы ревнуете меня ко всем, с кем я вожусь, а я вас ревную ко всем поэтам, с которыми вы изволите изменять Оське. <.. > Так и есть. Так и будет. И до конца жизни будем мучить друг друга.
Кажется, всё свое существо, весь свой талант, все остатки любви вложила в это письмо Н.Я. Как будто она и впрямь надеялась на чудо, которое это письмо сотворит, – на своего рода воскресение прежнего Н.И. – «общего» и «черного». Чтобы исключить всякие почтовые случайности, она не бросила это письмо в ящик, как всегда, а пошла для надежности на центральный почтовый узел своего Октябрьского района и подала конверт в окошечко, – может быть, единственный в жизни раз.
И правда: адресат получил его уже назавтра! И – более уже никогда и ни на что письменно Н.Я. не отвечал.
Тем не менее – через полтора месяца судьба столкнула Н.Я. и Н.Х. лицом к лицу, да так, что не уклониться. Оба – и Н.Я., и Н.Х. – являлись свидетелями со стороны Льва Гумилева на его процессе против Ирины Пуниной о праве наследования архива А.А.
Наследником А.А., согласно ее воле и завещанию, был Лев Гумилев, который намеревался передать весь архив в Пушкинский Дом. Однако фактически архивом А.А. завладели Ирина Пунина и Аня Каминская, дочь и внучка Н.Н. Пунина, воспользовавшиеся тем, что архив физически находился на «их» территории (А.А. была прописана и жила вместе с ними). Они не подпускали к архиву практически никого – ни друзей, ни исследователей, ни членов Комиссии по наследию А. А., одновременно приступив к распродаже архива по частям (покупателями выступали Публичная библиотека им. Салтыкова-Щедрина и ЦГАЛИ). В результате Л.Н. Гумилев подал в суд, и поначалу суд встал на его сторону108.
Надо отметить, что Н.Я. предсказывала именно такое развитие событий задолго до того, как это стало очевидно всем другим. Уже на третий день после возвращения с похорон А.А. она написала Льву Гумилеву огромное, на десяти страницах, письмо:...
14 марта
Левушка! Меня очень беспокоят ваши дальнейшие дела. Очень прошу, напишите мне о них и, в частности, сообщите адрес Наймана. Дело в том, что Ира уже начинает проявлять себя, и, я боюсь, вы окажетесь перед ней таким же беспомощным, как была Анна Андреевна. Вот какие у меня «симптомы»:
1) Ира в упор спросила меня про завещание. Я сообщила, что оно отменено, как сказала мне Анна Андреевна. Ира заявила: «Надо подумать: А.А. ни за что не хотела
2) Как вы помните, решено было просмотреть архив. Ира всех разогнала и, вероятно, уже им завладела.
3) В комиссию Ира предлагает не Наймана, а Мишу Ардова. Это бред и месть Найману.
4) Мне рассказали, что в день смерти Анны Андреевны она звонила в Москву и из реплик Ани выяснилось, что она
5) Ира заявила девятого, отгоняя Юлю и Нику от архива, что завещание есть и находится у нее. Кто из нас обманут?
Я думаю, что вы прежде всего должны точно знать историю завещания, чтобы вас не уговорили отказаться от всяких претензий: мать ваша, мол, решила вас отстранить. Кроме того, на всю клевету, которой вас будут поливать, у вас должен быть ответ. Это письмо, в сущности, документ, рассказывающий про всю эту злосчастную историю. Кстати, это смесь буржуазной драки за наследство, в чем Ира весьма сильна, с использованием специфики нашей жизни, чего Ире простить нельзя. Не сомневаюсь, что в трудности ваших отношений с матерью роковую роль играла Ира, и этого ей тоже простить нельзя. Во всяком случае, я не собираюсь. Я никогда не забуду, как Ира разрыдалась, узнав, что вы возвращаетесь. Я была тогда у Анны Андреевны, и нам позвонила из Москвы Эмма – она была у прокурора. Я спросила Анну Андреевну, что значат Ирины рыдания… Оказывается, она огорчилась, что вы возвращаетесь, а отец нет. Очевидно, ей хотелось бы, чтобы вы тоже не вернулись. Но всё это – лирика. На следующей странице я записываю только факты. И та часть пусть сохранится в архиве Анны Андреевны.
Когда вы вторично уехали, Анна Андреевна начала зарабатывать деньги переводами. Однажды она мне сказала, что написала завещание на Иру. Есть деньги, вы вернетесь, прав никаких, но Ирочка сохранит для вас деньги, и вам все-таки будет легче. Я сказала, что от Иры вы не получите ни копейки. У нас был длинный разговор на этот счет. Аргументы Анны Андреевны сводились к тому, что Ира не может не сочувствовать человеку в вашем положении, так как очень страдала из-за судьбы отца. Я не верила.
Второй разговор: Анна Андреевна сообщила, что в день вашего приезда она разорвала завещание.
Третий разговор: я сама написала завещание и узнала технику этого дела. Встретившись с Анной Андреевной, я ей объяснила, что второй экземпляр завещания хранится у нотариуса, что нужно изъять и его. Есть особые бланки и так далее… Она не поверила. Поверив, испугалась: что скажет Ира? она обидится, что я ей не доверяю… Ира никогда не посягнет на то, что принадлежит Леве… Вы не знаете Ирочку…
Дело кончилось тяжелой ссорой, единственной в нашей жизни. Я ушла. Она осталась, рыдая. Прибежали Ардовы. Тогда же я узнала (а потом от нее), что после моего ухода она через Ардова советовалась с юристом. Ардов ей сказал, будто копия, оставшаяся у нотариуса, почти ничего не означает и вы нормально получите свое наследство, что, разумеется, ложь. Во всем этом меня поразили две вещи: страх смерти – она не могла говорить о завещании, потому что это подготовка к смерти, и ужас перед Ирой. От Иры она, конечно, находилась в некоторой зависимости, но это не объясняет ее отношения. «Вдруг Ирочка узнает!» Мне стало даже жалко Анну Андреевну: беспомощность старости и зависимость от Иры вещь тяжелая.
Через несколько месяцев я пришла к ней и сама больше о завещании не заговаривала. Нередко разговор заводила она. Говорила она обычно, что у нее еще есть время, что она не умирает, что еще успеет всё сделать. Что больше всего она боится, что на ее могиле будет скандал из-за имущества (литературного), но Ирочка справедливая и всё отдаст Леве… Я отвечала, что именно наличие нотариальной копии поведет к скандалу, но это не помогало. Еще ее волновало, кто сказал вам про всю эту историю. Весь разговор о нотариальной копии происходил после вашего ухода от матери и вы, как вы помните, со мной не встречались. Думаю, что вам всё это сказала Нина Антоновна, кто еще мог знать? Анна Андреевна повторяла: Лева говорит, что он лишен наследства, но ведь это неправда… Я неизменно отвечала: это правда, раз есть нотариальная копия. Она спрашивала: кто Леве сказал? Я отвечала: не я, я его не видела. Про свое предположение насчет Нины Антоновны я не говорила. Анна Андреевна была в слишком беспомощном положении, чтобы лишиться Нины. Ведь зимой Ира ее выживала из дому и ей приходилось слоняться по Москве, а Анна Андреевна ее бы не простила.
Помнится, задолго до разговора о нотариальной копии я вам сказала, что боюсь, как бы Ира не захватила лит [ературное] наследство. У меня тогда не было никаких оснований, а просто настороженность, которая и заставила меня заговорить с Анной Андреевной.
Я всё это сообщаю, чтобы вам было ясно: никогда у Анны Андреевны не было желания лишить вас чего бы то ни было. Был страх смерти, нежелание готовиться к ней (это показывает и состояние рукописей), ужас перед порчей отношений с Ирой.
Теперь об Ириной фразе, что Анна Андреевна не хотела допускать вас к литературному наследству. Единственное, о чем говорила Анна Андреевна, это о вашей неустроенности, о том, что неизвестно, на ком вы женитесь или кто будет вашей «дамой» и как эта «дама» будет относиться к ней и к ее наследству. Она также никогда не заблуждалась насчет литературности Иры и Ани. Еще про Аню она иногда говорила, что у нее проявляется интерес. Но это бывало крайне редко. Зато об Аниной «красоте» очень много. Таким образом, Ирины разговоры носят весьма сомнительный характер. Резанули они меня здорово.
Теперь о Наймане. Его отношение к Анне Андреевне было просто поразительным. Этот человек совершенно бескорыстно отдал ей несколько лет, знал каждую ее строчку, был ей предан, единственный умел ее успокоить, утешить… Так не ухаживают за родной матерью или бабушкой, как он за Анной Андреевной. Кроме того, он единственный в ее окружении не настраивал ее против вас. Наоборот, он ее осуждал (в глаза) за то, что произошло. Я это всё очень в нем ценю. И за это его не переносит Ира. Он один по-настоящему может заняться наследством. Вам бы пришлось для этого бросить свою работу, а Ира и Аня лишены элементарного знания. Лично я Наймана почти не знаю, но видела его с Анной Андреевной и поражалась его чуткости и вниманию. Кстати, он один с ней не сюсюкал и не восхвалял ее. В его обращении с Анной Андреевной было нечто от отношения ушедших товарищей молодости. Кроме того, он действительно знает все записи, стихи и планы последних лет. На месте Анны Андреевны я бы оговорила его права в завещании, как и Ирину долю в деньгах. Убеждена, что ваш долг не дать Ире отстранить его от комиссии.
Кстати, возможна ли была где-нибудь в какой-нибудь стране в мире комиссия по наследству Ахматовой без участия моего и Эммы (пушкинистские бумаги)? Другое дело, что я бы отстранилась, потому что в наших условиях Анна Андреевна боялась сочетания наших имен (в последние годы – зря). Это тот же инстинкт, который не позволял ей жить с каторжником. Но меня развеселило, что в поезде обсуждался вопрос о комиссии: лучшие из них, которые там ехали, мыслят категориями Союза Писателей, а не литературы, и потому им не пришло в голову подумать обо мне. Бог с ними. Но это характерно для нашего времени.
В Москве в Союзе был большой скандал на собрании за то, как увезли Анну Андреевну из Москвы (морг, украденное тело и т. п.). Вот почему Михалков появился на кладбище. Он полетел прямо с собрания: секретариат Союза участвовал…
И еще – мое личное. Я шла по улице одиннадцатого и думала обо всех этих делах. Я произнесла мысленно фразу про вас с упреком Анне Андреевне за ее легкомыслие. И вдруг кто-то о [кликнул] меня по имени. Необычайно отчетливо. Это был голос Анны Андреевны. Жалобный, полный упрека. Если это была галлюцинация, то такой силы, что я до сих пор под ее впечатлением. Измена ли то, что я пишу вам? Не знаю. Писать мне трудно. Но всё же мне кажется, что в истории с завещанием была среда, неразбериха, путаница, что угодно, но не попытка лишить вас наследства, что было бы большим грехом.
Кстати, сообщая мне об уничтожении нотариальной копии, Анна Андреевна заявила: «Мне там (т. е. в конторе) сказали, что этого можно было и не делать: всё равно всё по закону Леве». Она ведь должна была «сохранить лицо» – мол, в старом споре была права она.
Остается еще темным, кто с ней ездил к нотариусу. Толя? Я его не спросила. Он только твердо мне сказал, что завещание уничтожено (копия). У нотариусов есть бланки (копию на руки не дают) об уничтожении. А вдруг она не ездила? Что за слова Иры, что
И еще последнее: не заставила ли ее Ира составить еще одно завещание в свою пользу, которое она потом и поехала уничтожать. Это относится к «у меня». С чем Ира спешила до похорон к нотариусу, когда ее останавливала по телефону Аня?
Мне ясно одно, что жизнь Анны Андреевны из-за вашей судьбы была безнадежно спутанной и трудной. Никогда в нормальных условиях не было бы такой связанности с Ирой. Это всё началось
с выселений из квартиры, когда Анна Андреевна смертельно боялась остаться одна. А потом пошло… Всего этого вы не знаете, а я знаю. Всё это было невыносимо. И всё это и сейчас невыносимо. А Ира, копия Николая Николаевича, тоже была бы другой в нормальных условиях, потому что именно зависимость от нее Анны Андреевны в период выселения из Шереметевского дома дала ей такую власть. Но биографией А.А. комиссия заниматься не будет. Н.М.
Лева! Вы сами понимаете, как мне страшно и пусто без Анны Андреевны. Вы, может, один понимаете, как мы были близки.
Во всей этой истории с наследством есть еще один момент:
Но, кроме того, я хочу, чтобы вы это знали, потому что со всех сторон (Ардовы, Ира) жду клеветы и гадостей. Вам будут врать на мать как угодно. Не верьте, Ира уже врет («не хотела допускать Леву»). Берегитесь, что вас сейчас опять будут ссорить с ней, как при жизни.
Надя
Лева, сообщите, что происходит, я очень беспокоюсь.
Записные книжки последних лет захвачены Аней. Это едва ли не главное. Попали они к Ане случайно (смерть).
Не могли бы вы приехать хотя бы на один день в Москву? У нас есть дела по литературному наследству помимо комиссии.
Сохраните это письмо. Мы потом обсудим с вами кое-что.
Напишите своему дяде.
Мой адрес: Москва М-447; Большая Черемушкинская, № 56, корп. 1, кв. 4.109