Читать «Вход в плен бесплатный» онлайн - страница 60
Николай Федорович Иванов
В зеркальце, наклонившись к лампе, сначала долго рассматривали самих себя, бородатых и бледных. Затем нашли ему более практическое занятие: острыми краями стачивать ногти. Не осталась без внимания и бутылка.
— Сейчас лампу сделаем, — торжественнее, чем Борис насчет карт, поведал Махмуд. — Но придется жертвовать чаем.
Вылил его в бутылку — наполнилась до половины.
— А надо полностью, под горлышко.
Где брать воду? Посмотрели на "девочку". Беру ее за шиворот, доливаю бутылку. Водитель вздыхает и начинает осторожно всовывать в горлышко безымянный палец. Затем резко вырывает его обратно. С бутылкой никаких превращений не произошло, зато новоявленный Алладин дует на посиневший от усилий палец. Может, положил бы его, как в детстве, в рот, чтобы успокоить боль, но помнит, в какой раствор окунал. Настырно подставляет мне будущую лампу — эксперимент не окончен, опустошай "девочку" дальше.
На этот раз после резкого рывка чайный "коктейль" выбивает дно — неровно, обрушивая остатки стекла вместе с собой на пол. Ерунда, закопаем, одну ложку выделили на земляные работы.
От полотенца отрываем полоску, тщательно протираем стекло. Ставим бездонную бутылку на покатые плечи лампы.
Впрочем, нет, это Махмуд надел на острые грудки пламени стеклянный лифчик. Нам-то что, а вот воздыхатели теперь бились о стекло, не достигая желтого трепетного тельца. И — странное дело — то ли без их самоотверженного самосожжения, то ли почувствовав душную, плохо вымытую, треснувшую стеклянную одежку, поникли и грудки. Их острые пирамидки притупились, ложбинка посредине сгладилась, и через какое-то время вместо Эльбруса, пиков Коммунизма и Победы, вместо загорелой женской груди образовалась покатая, сгорбленная спина пожелтевшей от времени старухи. Или хребет таких же древних Уральских гор.
Стекло особого света не давало, приятное видение исчезло, а что вроде бы меньше копоти, так то мелочь. Все мелочь по сравнению со свободой.
А она и не думала просматриваться через решетку, закрытую на цепь, подпертую хорошим дрыном и вновь опутанную белой паутиной растяжек. Лишь ветер играл облаком-заслонкой, открывая и закрывая солнечный блик на стенке траншеи.
Единственное разнообразие, появившееся здесь — баня.
— Почему мыться не проситесь? — впервые без маски подошел один из боевиков. Зеленый берет лихо заломлен, аккуратная бородка — вылитый Че Гевара. — Прикинь, сколько без мытья.
Мы вообще-то и на волю не просимся. Водой, которая есть, моем через день ноги, да и то не всю ступню полностью, а лишь пальцы.
— Туда-сюда, движение. Еще вшей заведете нам. Ночью баня.
Мимо костров, хихикающих боевиков, положив друг другу на плечи руки, слепцами-поводырями идем по тропам и траншеям вниз. Слышим журчание воды.
— Снимай повязки. Давайте, мойтесь.
Вечер. Мы — на дне оврага, по которому бежит речка. По берегам — вкруговую автоматчики. На деревянном мостке, окунувшем нос в воду, кусок хозяйственного мыла.