Читать «Вход в плен бесплатный» онлайн - страница 40

Что-то сказал про ФСБ Боксер, но по тому, что его резко обрывают, понимаю: допрашивает старший.

— Как укладывается парашют?

Нет проблем, хоть сейчас уложу. Но зачем это Старшему? Делать меня инструктором-парашютистом?

— Книгу "Гроза над Гиндукушем" ты написал?

— Я.

— Она у меня есть. С фотографией. Ты в самом деле писатель.

Наконец-то! В другое время откинулся бы на спинку стула и забросил нога на ногу. Но что несут эти "открытия"? Стул лишь нащупал землю второй ножкой, не более того…

— Насчет твоих отношений с Грачевым тоже все подтверждается, — продолжает поражать своей осведомленностью Старший. — Мне Грачев тоже враг, но ваши дела — это ваши, и мне на них плевать. А вот мы с тобой служили в Афгане рядом. Служили бы вместе — может, и отпустил бы. Сейчас могу лишь пообещать, что просто так, из прихоти, мы тебя не расстреляем.

Нет, стул стоит на земле твердо. И на четырех ножках. Мертво стоит. И не охранник его подставил. Судьба. Трижды, да, трижды в жизни меня убеждали, что я ломаю себе жизнь, пробуя ходить по "острию бритвы". Первый раз — когда после окончания училища пригласили служить в воздушно-десантные войска.

Вообще-то они для военного журналиста интересны, но — малоперспективны. Газеты — только "дивизионки", а это меньше, чем "районки". Служебного роста, соответственно, нет. Места службы — небольшие города и поселки. Плюс парашютные прыжки, вечные учения. Словом, с потолка заметку не напишешь.

— Раз пригласили, значит, пойду.

Те, кто ехал сразу в большие газеты и крупные города, откровенно жалели:

— Зря ты лезешь в эти ВДВ. На них красиво смотреть лишь со стороны, у них — пять минут орел, а двадцать четыре часа — ишак. Засохнешь.

Второй раз откровенно покрутили пальцем у виска, когда предложил себя на замену журналистам, первыми вошедшим в Афган.

Потом, когда на афганской и десантной теме написал первые книги, в том числе и упомянутую "Грозу…", когда из "дивизионки" взяли в журнал "Советский воин", а вскоре назначили и его главным редактором, разговоры, правда, стали иными: конечно, ты вращался среди такого, что не написать грех.

Зато когда подал рапорт с просьбой освободить от должности главного редактора, друзья вздохнули откровенно озабоченно:

— Ох, аукнется тебе этот шаг. И, наверное, не раз.

Аукнулось. Все три раза аукнулись. Плюсами, потому что и ВДВ, и Афган, и отношения с Грачевым затронули Старшего. И как раз в тот момент, когда жизнь висит на волоске. Судьба все же догнала, не оставила. Ничего в жизни зря не происходит. Все учитывается, и за все платится…

— В общий лагерь я тебя не отдам, ни в каких списках пленных тебя не будет, — продолжил Старший чертить линию судьбы на моей руке. Но почему не сдаст и не включит? Это хуже или лучше? Стул вновь станет на три ножки или вообще начнет терять равновесие на одной? — Твоей судьбой буду заниматься сам. Если твое начальство пойдет навстречу, значит, договоримся, а нет… Тогда извини. Итог для всех у нас один. По всем каналам мы уже сообщили, что ты убит при попытке к бегству.

Стул не зашатался — его попросту отобрали. Разговор окончен. Теперь от меня ничего не зависит. Только от налоговой полиции. Но какие выставят условия? Пойдут ли наши на них? Будут ли иметь право пойти: мы — государственная спецслужба, а не частная лавочка. Прибавил начальству заботы…