Читать «Кровавый разлив» онлайн - страница 56

Давид Яковлевич Айзман

Ихъ не привозили.

И около полудня Пасхаловъ пошелъ къ нимъ, въ больницу.

Подворотній Трохимъ встрѣтилъ его необыкновенно дружелюбно, радостно, и долго поздравлялъ «съ поправленіемъ здоровья». Онъ низко кланялся, и при этомъ снималъ съ головы уже не самодѣльную, похожую на боченокъ шапку, а богатую бобровую шапку съ синеватымъ бархатнымъ верхомъ

Въ больницѣ были безпорядокъ и суета, приввзено было много раневыхъ, и у воротъ толпились люди, родные, добивавшіеся впуска. Волновался и юлилъ фельдшеръ Небесный, бѣгая съ фотографическимъ аппаратомъ. А въ кабинетѣ на окнѣ, рядышкомъ, какъ убитые на кладбищѣ, лежали черные негативы и сушились.

— Господа евреи просили снимать раненыхъ, — съ выраженіемъ счастья и всхлипывая, объяснялъ Пасхалову Небесный. — И убитыхъ… Я, Федоръ Павловичъ, съ удовольствіемъ… Хорошую плату даже предлагаютъ, но это зачѣмъ же? Мнѣ не нужно платы, я очень радъ, я имъ это съ удовольствіемъ… Наши семинарскіе тутъ синагогу ихнюю поджигали, — я тоже снимочекъ сдѣлалъ… Очень интересно… Я и для васъ отпечатаю, Федоръ Павловичъ, на хромо-серебряной бумагѣ.

Абрама Пасхаловъ нашелъ перваго. Старикъ былъ живъ и въ сознаніи, и все умолялъ, чтобы сказали ему, гдѣ жена его и дочь. Жена и дочь лежали черезъ корридоръ, Хана — остывшимъ уже трупомъ, Роза — живою, съ признаками наступавшаго улучшенія.

Пасхаловъ долго смотрѣлъ на дѣвочку, отвернувъ одѣяло, смотрѣлъ на худыя, бѣлыя руки, на коротенькій шестой палецъ, торчавшій на лѣвой кисти у мизинца… «Бо Розочку Богъ таки любитъ… И ужъ она не будетъ терпѣть такія униженія, какъ ея родители»…

Онъ вышелъ потомъ изъ палаты въ корридоръ, и изъ корридора на улицу.

— Какія же распоряженія, Федоръ Павловичъ, — всхлипывая, погнался за нимъ Небесный.

Пасхаловъ не взглянулъ на него, не отвѣтилъ, и продолжалъ идти.

Онъ опять пришелъ на кладбище, и опять бродилъ здѣсь, — среди рыдавшихъ и среди навѣки умолкшихъ… Бродилъ до вечера, и когда вечеромъ рыдавшіе ушли, и остались только умолкшіе, — остался съ ними и онъ… И какъ они, молчалъ онъ, хоть и живой, и какъ они, молчалъ онъ и на другой день, когда измученные, потрясенные, въ ужасъ ввергнутые безплодными розысками въ теченіе долгой ночи, нашли его, наконецъ, пріѣхавшіе на еврейское кладбище о. Павелъ, Арина Петровна и инженеръ Васильковскій. Онъ не отвѣчалъ имъ на ихъ вопросы, онъ не зналъ, спрашиваютъ ли его; онъ медленно и не оглядываясь шелъ среди могилъ, впередъ, все впередъ…

Потомъ, внезапно повернувшись къ отцу, онъ отчетливо и твердо произнесъ:

— Ты права, сестра! Ты права.

… И изъ всѣхъ человѣческихъ словъ это были единственныя, которыя оставались теперь у него, и которыя и впослѣдствіи, въ теченіе всей недолгой и грустной его жизни, удалось кому-нибудь отъ него услышать:

— Ты права, сестра!..

И когда увозили его старики съ кладбища, на Александровскомъ проспектѣ встрѣтилась имъ, окруженная полиціей и быстро прискакавшими казаками, Наталья — спокойная, гордая, свѣтло улыбающаяся улыбкою мстигеля. Въ возбужденной толпѣ несся смутный гулъ: «убила губернатора, застрѣлила губернатора».