Читать «Мастерица варить кашу» онлайн - страница 32

Николай Гаврилович Чернышевский

Иннокентиев. Хорошо. Поднял. Надпись карандашом: моему ребенку, — то есть, ее ребенку.

Городищев. Понятно, не вашему. И вы не показали отцу Агнесы Ростиславовны?

Иннокентиев. Значит, секрет. Чужая тайна. Я не шпион, Андрей Дементьич.

Городищев. И не отдали Наде, когда она подросла?

Иннокентиев. Отец Агнесы Ростиславовны и потом Агнеса Ростиславовна желали по своему великодушию и деликат…

Городищев. Короче, прошу вас.

Иннокентиев. Не желали, чтобы девочка мучилась бесчестьем своей матери, — я понимал благородство этого, и не хотел позорить мать перед дочерью.

Городищев. Да выходит не то, когда Надя не родня Агнесе Ростиславовне.

Иннокентиев. Да что вы все перебиваете? Вы слушайте.

Городищев. Да это верно, что она не родня?

Иннокентиев. Еще бы не верно. Да вот и Клементьев, — спросите у него, когда мало вам моих слов.

Входит Клементьев, идет к Наде, кладет перед нею бумагу.

Явление 36

Те же, Клементьев.

Надя (взглянув). Мать! Мать! (Читает, рыдая. Целует бумагу. Все время читает и плачет.)

Городищев (подходит). Позвольте взглянуть.

Клементьев. Не мешайте. После, когда она прочтет.

Городищев (Клементьеву). Да правда, что не родня?

Клементьев. Сидор Иваныч горит нетерпением рассказывать. Слушайте же его.

Иннокентиев. Да чего тут! Ну, если я скажу что-нибудь не так, он тут, поправит, чего ж вам сомневаться в моих словах? Не родня, сказано вам. Да вы слушайте по порядку. Привел его к себе. Даю. Читайте, говорю; рассудил: лучше ей знать позор своей матери, нежели самой остаться обесславленной.

Городищев. Да вы с той поры не читали?

Иннокентиев. Чужая тайна. Я не подлец.

Городищев. И не давали Наде, — так зачем же вы не уничтожили?

Иннокентиев. Эх, все вы мешаете! Все это пришло бы по порядку, — потому что и он все это спрашивал, когда прочел. Зачем я не уничтожил! Я не вандал, жечь исторические документы! Род Серпуховых не что-нибудь такое, чтобы потомство не стало интересоваться. Тут всякий лоскуток важен. Я ученый, знаю обязанности относительно потомства. Часто нужна тайна, документы и хранятся в тайне, чтобы узнало потомство. А то как же по-вашему?

Городищев. Бог с вами и с вашим потомством, рассказывайте же. Прочел он, — а вы?

Иннокентиев. Прочел он, и заскрежетал зубами. А я: ну что, чья правда? А он: моя. А я: как, не родня? А он стиснул зубы. А я: так не родня? И неужели не женитесь?

Клементьев (Наде). Вы все еще не дочитали, Надежда Всеволодовна?

Надя. Не могу… слезы… мешают…

Клементьев. Правда. Позвольте же мне взять прочесть для вас.

Надя. Нет… сама…

Клементьев. Хорошо. А я пока расскажу вам, Агнеса Ростиславовна, с какими мыслями пошел я от вас, и ходил по саду. Любовница не могла искать приюта в доме родных любовника. Вы старались, чтобы Надежда Всеволодовна не знала, кто ее отец. Дело казалось мне ясно. Ясно мне, — но что надобно делать, чтобы доказать формально? Я понимал, что документы уничтожены. Одно средство: искать свидетелей. Я старался припомнить, откуда родом была мать Надежды Ростиславовны? Казалось мне, слышал, что из Путивля. То город небольшой, все знают всех; должны оставаться свидетели.