Читать «Алмазная цепь» онлайн - страница 167

- Тебе предметы роскоши и богатства, все равно без надобности. Куда ты их денешь, это даже не золото, которое, хоть стоматологи могли бы купить. А с этим куда податься?

Прав был плохой математик, в чем я не знаю, но классовым нутром чувствую, прав во всем. Ему, в отличие от плохого танцора, ничего в жизни не мешает. Знай, сиди себе, высчитывай собственную выгоду. А ошибся, приписал себе лишний нолик, ну так никто от ошибок не застрахован. На то они и существуют, ошибки и просчеты, чтобы их совершать.

Так и сплю. В мозгу возникают плохие картинки в траурных обложках.

Открываю глаза и вижу изнанку неплотно пригнанной крышки гроба. Когда совсем мощно трясет, сквозь сон матерюсь в адрес царских сатрапов-дорожников… Как будто не могли, еще каких-то девяносто лет назад, нормально проложить участок дороги, на котором я сейчас так мучаюсь…

И опять засыпаю…

ГЛАВА 74

Только в конечной точке запутанного маршрута, я окончательно проснулся и избавился от тягостного внутреннего монолога. По примеру литературного персонажа (только забыл какого) поприветствовал себя добрым словом и доступными для моего понимания пожеланиями.

Сдвинув крышку гроба, стал вглядываться в озаренные серым, дневным светом незнакомые улицы.

- Где это мы? — потягиваясь и щурясь, спросил я у спящего сопровождающего.

- Гляди ишо у мине, — проворчала горилла не открывая глаза.

- Ты, служивый, не ругайся, — на всякий случай, начал я к нему подъезжать. — Лихой перепляс кишек и нервишек, заставили меня нарушить твой отдых… Может есть, что пожевать… С маслом… или там… икрой, какой завалящей?

- Гляди ишо у мине, — не реагируя на рифмованное обращение, он продолжал исправно нести службу с закрытыми глазами.

Мысли о еде ушли на задний план и были оставлены до лучших времен.

Пришлось отодвигать траурные шторки и узнавать «колыбель российских революций» — провались они все разом, в Синявинские болота.

* * *

Что характерно. В город въехали — с купеческим размахом и шиком.

Внутри салона тихо и торжественно звучал Шопен. Благодаря мощным усилителям, выведенным на свежий воздух, эту музыку удалось послушать и многим городским прохожие, оказавшимся в этот урочный час на улице….

На внутреннем, городском посту, подкативших сшибить денег милиционеров, отправили подальше. Самого наглого мента, ко всем «чертовым бабушкам» отправлял лично Харатьян. С чувством исполнения хорошего поступка, сопровождающая меня колонна, отправились прямиком по проложенному ранее курсу, — к дому, где мной, своевременно были приобретены хоромы.

Адрес водилам, можно было не говорить, да они и не спрашивали. Все мои попутчики и так его великолепно знали. Ох, Курдупель, Курдупель… А еще боевой, паркетный полковник. Не выдержал пары оплеух и сдал… Сдал, как ненужную тару…

Прибыли. Выждали паузу. Вернулись дозорные, говорят, вроде все тихо… Пошли.

Впереди двое. Сзади двое. Я пристегнут наручниками к Халявченко.

Зашли на мои «сотки». Разруха, пыль и запустение. Хотя все мои метки и «контрольки» были нарушены, но в пустой квартире брать нечего, а о тайнике в уродливом выступе стены никто и не догадывается. Мало ли что там настроили, за годы нахождения в социалистическом лагере.