Читать «Крестный отец Катманду» онлайн - страница 87

Мой поморщилась, затем обвела глазами зал с особым выражением, которое подразумевало, что она находит мало интересного в представителях своего вида, но тем не менее живет надеждой.

— Если хотите, чтобы я говорила, то должны обеспечить мне неприкосновенность.

— Неприкосновенность от преследования за то, что вы делились с ним своими любимыми молекулами? Пожалуйста, но не более того.

Мой немного подумала, сделала глоток чаю и пожала плечами.

— Он ходил на массу всяких вечеринок на Беверли-Хиллз. Знал названия множества химикатов. Я ему говорила, что могу достать все, что угодно, за двадцать процентов цены, которую он платит в Лос-Анджелесе. Тамошние фармацевты знают, как получать прибыль. А я на этом ничего не зарабатывала — продавала ему товар за столько, за сколько покупала.

Я слегка наклонился к ней, чтобы мои слова звучали убедительнее.

— Кхун доктор, я буду ходатайствовать перед полковником Викорном, как вы просили. Но вам, как всем людям, прекрасно известно: есть разные способы высказывать просьбу. Если вы хотите, чтобы мое обращение к боссу возымело действие, чтобы я просил его с надлежащей настойчивостью, то должны вести себя более открыто. Мне очень трудно дается разговор с вами, кхун доктор.

Мой с любопытством посмотрела на меня. На нее, наверное, уже давно никто не нажимал, и ей этот опыт показался в новинку. Еще один глоток чаю, и она разговорилась.

— Он был не обычным фарангом. Проницательным, чутким, знающим, умелым в обращении с деньгами, но разочаровавшимся неудачником и зациклившимся на себе человеком. В юности он мечтал стать великим художником большого экрана — кем-то вроде кинематографического Шекспира. Не сомневался в своем таланте, но не сумел создать ничего, кроме банального. Если разобраться, его проблемой была вечная юность Америки — эмоционально он так и не поднялся выше школы траханья на золотом закате. — Мой говорила вульгарности с удивительным апломбом. — Будто апокалипсическое соитие может наполнить жизнь смыслом. Поэтому психологически он был постоянно не в себе. Девушки в барах, простушки в социальном и экономическом смысле, были счастливее, чем он. Фрэнк прекрасно понимал, что это значит: грязные и нищие азиатские шлюхи обладают большей духовной упорядоченностью, чем цвет американских мужчин. Его невероятно дорогое, гарантированное Конституцией стремление к счастью не обеспечило ему место даже в лиге «третьего мира». Ему требовались лекарства, и я во имя нашей дружбы их доставала.

— Но ведь и вам от этого что-то перепадало, кхун доктор?

— Ничего, кроме бесконечных приглашений на частные просмотры в Лос-Анджелесе, куда я так и не сходила. Да. Мы были друзьями. Несмотря на разницу, мы были париями особого сорта — из богатых и успешных. Наши разговоры, если бы нас подслушивали, могли счесть опасными и революционными. Мы позволяли друг другу проявлять интеллект без ограничений. Он плакал на моем плече, жалуясь на свои бесконечные психические и эмоциональные осложнения. Я сетовала, что лишилась лицензии на занятие фармакологией и больше не могу развлекаться лекарствами. И мы как будто понимали друг друга.