Читать «Бумажный домик» онлайн - страница 116
Франсуаза Малле-Жорис
— Как жаль, что Жанна так и не вышла замуж! Из нее вышла бы такая прекрасная мать!
— Да. Она пожертвовала собой ради… Но заметьте, что мадам X. — очаровательная старушка. Ей все интересно, всегда в хорошем настроении, столько читает. К тому же у Жанны есть любимая работа. Нет, ее жалеть не надо.
Ну конечно, Жанна, которая по восемь часов трудится в больнице, все время на ногах, мечется туда-сюда то со шприцем, то с тонометром, то на массаж, то в перевязочную, а ведь еще надо успеть забежать в магазины, устроить постирушку и за мамой поухаживать, поговорить с ней, — Жанна жалости не достойна? Вот если бы ее мать была к тому же сварливой брюзгой… — но я думаю, что Жанна смирилась бы и с этим, — вот если бы она сама, измучившаяся, отчаявшаяся, подавив в себе все чувства, каждое мгновение страдала бы от своей добровольной жертвы, все были бы удовлетворены. Янсенистский яд так глубоко проник в нас, что добродетель представляется нам лишь в мрачном свете.
Жанна знает, что такое радость, и знает, что такое боль, — боль, которая пронзает ее лоно при виде чужого ребенка.
И все же радость вызывает такое недоверие, что даже страданием ее не искупишь. Как-то в церкви я улыбнулась одной старой даме. Это было на Пасху: аллилуйя Воскресения (Воскресения, о котором часто так плохо помнят, упиваясь муками Страстей Господних, забывая, что они существуют лишь
Мне бы хотелось рассказать…
Мне бы хотелось рассказать об улыбке Долорес, улыбке, которая, как цветок кактуса, расцветает редко, раз в три года, улыбке неожиданно нежной и тонкой у нее, такой резкой и грубой. Долорес вспыхивает таким прелестным девичьим смущением в ответ на сказанную любезность, на комплимент, точно неосязаемый свет, утренняя заря, воздушное облачко нисходят на это суровое лицо готического Христа или наполеоновского гренадера: как найти столь невесомые слова, чтобы это выразить. Тут нежные краски: цвет чайной розы, перламутровый, золотистый…
Мне бы хотелось рассказать о незнакомце, который ведет своего крошку сына в школу: они оба несчастны и так неуклюжи.
Мне бы хотелось рассказать о Ван Тонге, бывшем офицере вьетнамской армии, теперь он мирно торгует блестящими велосипедами, красными мотоциклами и голубыми мопедами — чудесными насекомыми, чье жужжание будоражит сны мальчишек, вспомнить о его коротком вздохе: «Сколько еще можно терпеть эту войну».
Он живет теперь спокойной жизнью, его дети наполовину французы, сытые и ухоженные, остриженные наголо, они ходили вместе с Даниэлем в школу, а он продавал свои велосипеды и выглядел таким рассудительным, как вдруг однажды: