Читать «Апсихе (сборник)» онлайн - страница 95

Вечное утро, именно потому что вечное, все еще даже не собиралось заканчиваться. И отцовский запах, запах готовности к смерти, все еще держал меня, сильно схватив за ребра. Как же, думала я, отец не понимает, что я — скрипка и что он может водить по мне своим любимым смычком. Уму непостижимо, уму, уму непостижимо! Эй ты, отец и похититель каждого тебя видевшего! Может, возьми да и попробуй сыграть для нас: а что, вдруг тебе понравится? Может же понравиться, а?

Но отец и не смотрел на скрипку, на меня. Пока он сидел на ступеньках, я прокралась поближе и легла так, чтобы он не мог не заметить меня, когда встанет и соберется уходить.

Отец держал в руках смычок. На этот раз не играл на его волосе и был еще печальнее. Только приблизившись, я заметила, что от дерганья волосы смычка растрепались, некоторые вовсе вырваны. Однако не представлялось, что отцу грустно именно поэтому.

Дольше ждать, пока, собравшись уходить, он заметит лежащую на земле скрипку, не пришлось. Почти не глядя, он наклонился, поднял и унес ее. Медленно ступая, он приложил скрипку к подбородку, несколько раз очень тихо провел смычком. Потом засунул под мышку меня и прекраснейший в мире смычок, двинулся к лугу на холме у облепихи.

Самый важный вопрос для меня — что будило в отце это очевидное желание смерти, почему он притягивал взгляды каждого, кто повнимательнее. Вопрос, ради которого родилась и умру. Раньше я думала, что все из-за той неполноты — игры только смычком, растянутым, с раздерганным волосом. Но увидев, как малозначительна и не важна для него игра на скрипке, мне, отрезвляюще поняла, что я, скрипка, — меньше самой малой и потрепаннее, чем самый потрепанный смычок. И, пожалуй, я — наименьший кусок того жуткого музыкального произведения, что гнетуще плыл над головой отца. Я стала желать одного — скорее убить его, оторвать от земли, скорее освободить его от подготовки к смерти. Но я, прекраснейшая на земле скрипка, была бессильна. Отцу, пытавшемуся натянуть на мне струны, очень не хватало смычка, и я вовсе не пробуждала в нем столько нежности и сосредоточенности, как игра на волосах смычка. Видела это, и было бы невыносимо больно, если бы не было так легко.

Немного погуляв, отец прилег на траве. Я лежала рядом, смычок отброшен в сторону. Отец лежал на боку, слегка подогнув ноги и закрыв рукой лицо. В то щемящее мгновение он лежал, согнувшись так, что мог бы поместиться в футляр моего корпуса. Я не видела, плакал ли он. Я плакала. Может, от бессилия. Ведь из всех ничтожных и удивительных вещей в мире рядом с ним именно я — так почему же не знаю, что сделать, чтобы подтолкнуть его туда, куда ему надо? Пробежала по траве и нашла смычок. Смотрела на него, гладила волос и не понимала, почему отец не может играть на нас обоих. Я знала, что меня, такой, какая я есть, какой могла бы быть или какой буду, отцу все равно недостаточно, потому что он особенный, и его любознательному и острому взгляду всегда чего-то не хватит во мне, и он найдет вокруг то, чего нет во мне. Хотя его глазу вовсе не нужно было ни любознательности, ни остроты, чтобы он с самого начала до конца не видел во мне простой, навсегда повергшей его чистоты вечного утра. Трава вокруг нас была вытоптана, отец все еще лежал не шевелясь.