Читать «Апсихе (сборник)» онлайн - страница 15

Эльжбета Латенайте

Самый обыкновенный рассказ о том, где мы, невозможен, как и всё, связанное с языком. Больший, а точнее — более просторный смысл словно обезвреживается, погружается в более мелкий, не столь судьбоносный и не такой гибкий. И большее благородство может разминуться с маленьким, может даже совсем уничтожить маленького полицейского на страже этикета. Благородная душа не знает и не узнает, чем прекрасно прекрасное мгновение или как ужасно пусть и относительное, пусть и условное вымирание. Потому что сам смысл красоты может увести язык неизвестно куда, провести мимо обломков неизвестно каких самолетов, открыть неизвестно какие острова. И та красота, которую язык не уведет так, чтобы ее смысл проявился чистейшим открытием, не стоит ничего. Разве такая чистая, так далеко зашедшая красота может заметить и оценить маленькую, мелкую, сквозь самолет не проплывшую и вообще не нырявшую красоту?

Точно так же и благородство — чем оно чище, тем презрительнее плюет на то, на что большинство считающих себя благородными не плюнет ни за что. Не плюнет именно из уважения к благородству, но не к тому непобедимому, а к тому облетевшему благородству, что сдается и продается, которое можно оспорить. Чистому же нет никакого дела до уважения и того, другого благородства. Благородный дух вызван уважением, которое так велико, что без труда гостеприимно обнимает и самые необъятные мерзости. Только такое уважение и такая вежливость, что прошли множество смыслов и тысячу раз потеряли ориентацию и давно забыли, где путешествие началось, что породило первое сомнение и какое оно, подтолкнули ее на этот путь.

Подвластная всем ветрам на чистом не художественном воздухе, Апсихе все же пару раз попала на сборища высшего общества, занимающегося творчеством. Первые имена так называемых писателей, так называемых театральных режиссеров, так называемых драматургов, так называемых создателей так называемого кино. Наблюдательную Апсихе, неожиданно приблизившуюся к уже успевшим отдалиться коллегам по искусству, охватило разочарование. Избалованность, лень, нечуткость, незоркий взгляд, погруженность в привычки, слабый нюх, нечуткие пальцы, искривленный слух — всем этим с огромной силой несло от так называемых признанных мастеров. Румынка — продавщица хлеба, соседка Апсихе по рынку, или португалец — продавец лосося, другие встреченные ею насельники неэлитных рабочих мест казались в семьсот раз более примерными студентами жизни. Ум их гораздо живее, а чувство скромности гораздо сильнее. Их с трудом собьешь с пути, потому что они чутче, бодрее, чем те, что привыкли к особости своей натуры. Прислуга и обычные прохожие на улице были гораздо более здоровыми существами, меньше пропитанными сомнительными критериями, догмами и убеждениями. Кроме того, а может — как раз потому, они казались Апсихе гораздо ближе, чем какой-нибудь знаменитый творец кино или какая-нибудь особо почитаемая сочинительница пьес.