Читать «По ту сторону порабощающих нас иллюзий» онлайн - страница 61

Эрих Фромм

Маркс рассмотрел связь между сознанием и языком и подчеркнул социальную природу сознания. «Язык так же древен, как и сознание; язык есть практическое, существующее и для других людей и лишь тем самым существующее также и для меня самого, действительное сознание, и, подобно сознанию, язык возникает лишь из потребности, из настоятельной необходимости общения с другими людьми. Там, где существует какое-нибудь отношение, оно существует для меня; животное не «относится» ни к чему и вообще не «относится»; для животного его отношение к другим не существует как отношение. Сознание, следовательно, с самого начала есть общественный продукт и остается им, пока вообще существуют люди. Сознание, конечно, есть вначале осознание ближайшей чувственно воспринимаемой среды и осознание ограниченной связи с другими лицами и вещами, находящимися вне начинающего сознавать себя индивида; в то же время оно – осознание природы, которая первоначально противостоит людям как совершенно чуждая, всемогущая и неприступная сила, к которой люди относятся совершенно по-животному и власти которой они подчиняются, как скот; следовательно, это – чисто животное осознание природы (обожествление природы)».

Хотя уже Маркс использовал в «Немецкой идеологии» термин «вытеснение» (Verdrängung) во фразе «грубо вытесняя обыкновенное естественное влечение», одна из наиболее блестящих последовательниц марксизма периода до 1914 г. Роза Люксембург выразила марксистскую теорию об определяющем влиянии исторического процесса на человека прямо в психоаналитической терминологии. «Бессознательное, – писала она, – приходит раньше сознательного. Логика исторического процесса приходит раньше субъективной логики человеческих существ, участвующих в историческом процессе». Эта формулировка совершенно ясно выражает мысль Маркса. Человеческое сознание, т. е. «субъективный процесс», определяется «логикой исторического процесса», которую Р. Люксембург приравнивает к «бессознательному».

Может показаться, что бессознательное в трактовке Фрейда и Маркса – всего лишь общее слово. Только если мы проследим дальше марксовы идеи по этому вопросу, мы откроем для себя, что в соответствующих теориях гораздо больше общего, хотя они отнюдь не идентичны.

В отрывке, предшествовавшем процитированному, где употреблен термин «вытеснение», Маркс воздал должное роли сознания в жизни индивида. Он говорит о том, что бессмысленно верить, будто «можно удовлетворить одну какую-нибудь страсть, оторванную от всех остальных, что можно удовлетворить ее, не удовлетворив вместе с тем себя, целостного живого индивида. Если эта страсть принимает абстрактный, обособленный характер… если, таким образом, удовлетворение индивида оказывается односторонним удовлетворением одной-единственной страсти, – …это зависит не от сознания, а от бытия; не от мышления, а от жизни; это зависит от эмпирического развития и проявления жизни индивида, зависящих, в свою очередь, от общественных отношений… в которых живет этот индивид (die wiederum von der Weltverhaltnissen abhangt)». В этом отрывке Маркс устанавливает противоположность между мышлением и жизнью, соответствующую противоположности между сознанием и бытием. Социальная обстановка, о которой он говорил раньше, формирует бытие индивида и тем самым опосредованно – его мышление, что он и показывает здесь. (Этот отрывок интересен также и потому, что Маркс развивает здесь наиболее важную идею, относящуюся к проблеме психопатологии. Если человек удовлетворяет лишь одну отчужденную страсть, он – целостный человек – остается неудовлетворенным; как бы мы сказали сегодня, он невротик именно потому, что стал рабом одной отчужденной страсти и утратил ощущение себя как целостной живой личности.) Маркс, как и Фрейд, считал, что сознание человека в значительной мере «ложно». Человек верит, что его мысли принадлежат ему, что они – продукт его мыслительной деятельности, тогда как в действительности они определяются объективными факторами, действующими за его спиной; в теории Фрейда эти объективные силы представляют собой физиологические и биологические потребности; в теории Маркса они представляют собой социальные и экономические исторические силы, определяющие бытие индивида и – косвенно – его сознание.