Читать «Кризис психоанализа» онлайн - страница 99
Эрих Фромм
Специфическую природу буржуазно-капиталистического духа лучше всего описывать в негативных терминах, отмечая качества докапиталистического духа (например, периода Средневековья), которые он утратил. Получение удовольствия и наслаждения от жизни больше не является целью, как и удовлетворение экономической деятельностью. И это верно, говорим ли мы о мирских удовольствиях, которыми наслаждался феодальный класс Средневековья, или о «блаженстве», которое Церковь обещала массам, или о наслаждении, которое человек получал от пышных торжеств, праздников, произведений живописи и архитектуры. Считалось, что человек обладает данным от рождения правом на счастье, блаженство или удовольствие; это было подлинной целью всей человеческой деятельности, экономической или иной.
Буржуазный дух внес решительную перемену в это отношение к жизни. Счастье или блаженство перестали быть само собой разумеющейся целью. Нечто другое вышло на первое место в шкале ценностей – долг. Краус считает, что это одно из наиболее значимых различий между схоластической и кальвинистской установками: «Что резко отличает рабочий этос Кальвина от схоластического периода – это отказ первого от целенаправленности и упор на формальное подчинение требованиям жизни. Призвание к определенному виду работы больше не имело значения. Требовалась железная дисциплина для выработки глубокого чувства подчинения и долга». Несмотря на расхождение с Максом Вебером, Краус в согласии с ним писал: «Вебер был несомненно прав, когда отметил, что „примитивная церковь, мир Средних веков никогда не считали, что выполнение долга в рамках мирского призвания человека является высшей формой этической саморегуляции“. Признание долга (вместо счастья или блаженства) в качестве высшей ценности из кальвинизма проходит через весь диапазон буржуазной мысли, в теологических или других рационализациях.
Еще одно изменение произошло, когда понятие долга стало центральным. Люди больше не занимались экономической деятельностью ради поддержания надлежащего традиционного жизненного уклада; приобретение собственности и накоплений как таковых стадо этической нормой независимо от того, нравилось ли человеку приобретать или нет. В литературе так много ссылаются на этот факт, что нам остается только предложить несколько впечатляющих примеров.
Зомбарт упоминает о «семейных книгах» рода Альберти как об особенно разительном примере новой ценности, придаваемой накоплениям и экономии. Вот несколько цитат.
«Бойся лишних расходов, как чумы».
«Всякая трата, которая не является абсолютно необходимой, – это безумие».
«Бережливость хороша и достойна похвалы, а напрасные расходы вызывают отвращение».
«Бережливость никому не вредит, но помогает семье».
«Бережливость благословенна».
«Знаете, какой тип людей мне больше всего нравится? Те, кто тратит деньги только на абсолютно необходимое и бережет излишек: таких я называю рачительными хозяевами».
Альберти также проповедует экономию в расходовании энергии и времени.
«Чтобы не тратить зря этот ценный товар – время, – я следую следующему правилу: никогда не поддаваться лености. Я буду избегать сна до тех пор, пока не почувствую, что валюсь от усталости… тем самым я избегаю лени и сна, ставя для себя какую-нибудь задачу. Чтобы сделать то, что должно быть сделано, я составляю расписание, когда встаю утром и намечаю планы на день. Я оставляю время для всего, что предстоит сделать, планируя утро, день и вечер. Тем самым я содержу все свои дела в порядке без всяких затруднений… Вечером, прежде чем ложиться спать, я обозреваю все, что сделал в этот день… Лучше потерять сон, чем время».