Читать «Простодушное чтение» онлайн - страница 98

Это очень непривычная для нас сегодня форма философского повествования. Мы больше привыкли к открытым играм в философию, к жонглированию знаками, к «философским» книжкам-раскраскам (Фаулз, Барт, Павич, Эко и т. д.). Я уж не говорю про архаичную тяжеловесность наших самодумов (что-нибудь вроде «Пирамиды» Леонова или романа Айтматова «Тавро Кассандры»).

Филипович почти демонстративно держится в отдалении от «философского». Ему не нужно развешивать атрибуты интеллектуальной прозы, как игрушки на елку. Для него и елка сама по себе – и тайна, и чудо.

Центральный рассказом подборки следует считать, вероятно, «Физиологию» – семидесятилетний бессильный старик проживает прошлое, выстраивая свою иерархию жизненных ценностей. И точкой отсчета его жизни становится утонувший во времени миг: кафе, мраморный столик, напротив него художница Мария. Он молод. Он хочет жениться на ней. Она колеблется. И там, в том времени, еще не зная всего, что уже потом прожил после них старик, они (она, по крайней мере) каким-то таинственным предзнанием знают, что если и есть у них двоих счастье, то оно вот здесь и сейчас – этот столик, солнечный луч из зашторенного окна, недопитый кофе, тихий разговор ни о чем, который будет длиться вечно. И его тогдашние мечты о счастливом будущем стоят этого будущего хотя бы потому, что его – будущего – не будет. Герой в молодости как бы не знает этого. Но именно «как бы» – уже тогда он мечтает о том, о чем мечтают только на краю, о «просто жизни», о том, что

...

«Мария не будет долго противиться, и что мы все-таки заживем вместе в каком-нибудь небольшом домике, не важно каком, лишь бы он стоял на самой окраине города, обязательно на окраине, чтобы можно было посадить в саду фруктовые деревья, цветы, фасоль и помидоры. Фасоль, конечно же, вьющуюся, которая взбирается высоко и цветет белыми или красными цветами. Помидоры мы будем подвязывать, окучивать, обрывать с них пасынки, чтобы не тянули понапрасну сок. Наши пальцы станут липкими и пропитаются терпким, свежим запахом давленой зелени, но это не беда, руки мы вымоем в бочке с дождевой водой… сад будет полон деревьев и буйной высокой зелени, которая отделит нас от дороги, от соседей, от всего мира, заслонит наши тела, когда мы будем лежать на солнце, только с листочками на глазах».

Ощущение, что этого не будет, живет в самих вымечтанных героем картинах. Герой уже тогда предчувствует то знание, которым будет он богат в старости: жизнь размораживается, оживляется, наполняется радостью, силой и смыслом только благодаря зависшей над ней смерти. И потому не будем Бога гневить – будем радоваться жизни. И не будем горестно сокрушаться, удивляться, восклицать «За что?».

...

«Сражение проиграно, в утренней мгле в лугах, где стелется низом дым, стоят, понурив головы, кони… Мы не будем сажать фруктовые деревья, фасоль, цветы, помидоры. Тот клочок земли, что виден из нашего окна, зарос желтой травой и серыми кустиками чертополоха, весной надо будет его вскопать и засадить картофелем, а еще посеять между рядами немного фасоли, потому что еда всего важнее. […] Я не смогу писать о том, о чем бы хотел писать. Мария не сможет рисовать так, как бы ей хотелось. Мы с Марией смотрим в окно. Поднимается ветер, срывает с ольхи и тополей последние листья. Мир на наших глазах в ожидании снега стал пустым, серым, коричневым, потом черным…. В стакане на подоконнике замерзло молоко. У Марии холодные руки, холодные щеки».