Читать «Простодушное чтение» онлайн - страница 92

Один из самых удачных образов в повести – тесть Никитина, деревенский пенсионер Карп Львович. Поначалу кажется, что вот она – почти полная персонификация в повести «идиотизма деревенской жизни», человек-функция, деревенский пенсионер, живущий исключительно по тем законам, что и трава в его дворе, движение солнца и смена лет, труженик и мелкий домашний самодур, регулярный читатель отрывного календаря и незамысловатый философ. Но именно с Карпом Львовичем первым устанавливается у Костелянца душевный контакт. Непростой человек Карп Львович, и не так уж проста безмятежная основа жизни русской деревни, как видится она глазам городского дачника. Для прошедшего в молодости войны самыми страшными в жизни Карпа Львовича оказались все же послевоенные годы, когда его регулярно вызывали в город на допросы по повесткам НКВД (Карп Львович оказался на короткое время в окружении), – и проводы человека в город по повестке из подобного заведения в те времена нельзя было сравнить даже с проводами на фронт. И многие из деревенских, отпущенных потом с допросов домой – пока отпущенных, – не выдерживали: выбирали в лесу сук и пристраивали на него петлю. Карп Львович выдержал. История государства российского и народа российского по экстремальности способна выковывать характеры, способна избавлять человека от инфантильной расслабленности и слепоты не менее, чем азийская.

Отсутствие душевной слякотности, внутреннее знание, что чего стоит в этом мире, укрывающееся за гротескным обликом «колоритного деревенского пенсионера», – вот что смутно чувствует Костелянц в Карпе Львовиче.

Это их общее – Костелянца, Никитина, Карпа Львовича – качество: соответствие реалиям их мира. Для обретения этого качества не обязательно противостояние этносов или эпох. Похоже, это всё обманки, похоже, это просто разные воплощения некой универсальной схемы. Автор не торопится формулировать ее. Разбирать это явление он предоставляет читателю.

Осознать кожей, костями, каков на самом деле мир вокруг тебя, – это полдела.

Инициация ермаковского героя происходит в еще более тяжкой, почти непереносимой экзистенциальной ситуации. Самое трудное – это осознать, что ты сам тоже плоть от плоти этого мира.

Центральный эпизод афганской эпопеи Костелянца, то, что произошло с героем во время Кандагарской операции и что изменило его, Ермаков не описывает. Сообщается только, что после возвращения из-под Кандагара Костелянц начал избегать даже Никитина. Судя по всему, под Кандагаром Костелянц узнавал уже не столько мир вокруг себя, сколько себя.

Но для суждения об этом нам достаточно и содержащегося в повести. Как бы ни пытался герой противостоять внутренним законам войны, они сидят и в нем.

Костелянц уже знает, что, сколько бы он ни спорил (то есть – ни пытался найти истину вместе) с идеологом и практиком второго среднеазиатского возрождения Каримовым о справедливости взаимных претензий «белых» и «азиатов», никакие аргументы уже не играют роли – переступить через ненависть вот к этим двум конкретным узбекам, на совести которых смерть Фиксы, он не сможет никогда. Он знает, что ненависть эта – и есть та реальность, которая его выстраивает его изнутри.