Читать «Площадь Революции: Книга зимы (сборник)» онлайн - страница 154

Борис Тимофеевич Евсеев

Воспоминания о Гражданской войне девятнадцатого года, Анархия и Черноморская Русь, вечное их соединение и рассоединение, а потом размышления о жизни теперешней – причудливо мешались, вызывали то сосущую тошноту, то улыбку.

Так, мнился ему коротконогий Нестор Махно, обнимающий красавицу Василину. Мнился и красный изверг Саенко, заводящий белотелую Варьку уже за здешнюю, ардашинскую хату. Мнился и сам теперешний хутор, облепленный жуками-навозниками, замученный подлой бандой, бьющей и режущей всех подряд: не за анархию, не за красивую мысль-мечту – за кусок жира и падали.

А потом опять мнилась Василина. Вспоминал, как отказала, как жадно глядела на его руки, режущие корень, как, подойдя, быстро и мучительно поцеловала в губы, сказав при этом:

– Вот тебе и всё. Юхим помрет – тогда остальное…

Гнашка сидел в песках, поджав ноги по-турецки. Осеннее дикое солнце нещадно палило голый лоб. Дрожь телесной земли доходила до рук, до горла. От прилива сил и от пригубленной крови, не боясь быть подслушанным ни людьми, ни дьяволом, он стал говорить вслух. Тихим шелестом отвечал ему песок.

«Отчего это Нестор Иваныча у нас до сей поры добром поминают? А батьку Григорьева, так того – злом? А оттого, Гнат Северинович, что народ справедливость в анархии любит. Отдаление от начальства любит. То есть супротив любой надоевшей за сотни годков власти люди наши готовы встать. Власть – что она за чудо? Что она такое есть, когда она настоящая? А есть власть – отказ от всякой власти. И потому – великое она и священное дело. А какая тут – за последние сто лет, к примеру, – святость? И при Николае ее не было. При Ленине-Хрущеве-Андропове – подавно. А при нынешних – так и совсем опозоренная под тыном валяется…

Одна только и была власть священная, власть Богом данная – при Черноморской Руси. Только мало та Русь стояла. А теперь… Чинодралы власть языком перетирают. Бабы непристойные – как те причиндалы мужичьи – мнут ее. Бабы-то эти с чинодралами – любую власть продадут. А нет того, чтоб таким бабам, как Василина, власть отписать: не гулящим, не расторговавшимся обманно…

Вспомнив про Василину, Гнашка встал, отбросил в сердцах корень подальше. С него градом катил пот, белая рубашка за несколько дней почернела от фосфора и соли. Не замечая ни жары, ни пота, он зашел в курень, выдернул оттуда – как соломинку из скирды – двустволку, завалил курень на землю ударом кулака и пошел, посмеиваясь от внезапной догадки, на хутор.

Он шел по хутору, и люди прятались от него, как когда-то жители днепровского городка от красного командира Саенко. Он шел, и ему было легко и просторно жить. Легко потому, что он вдруг понял, откуда приходит и куда девается пьющая и торгующая, о священстве власти и священном безначалии вовсе не помышляющая банда.