Читать «О русском воровстве и мздоимстве» онлайн - страница 2

Владимир Ростиславович Мединский

Д. А. Шмаринов «Двор». Иллюстрация к роману Ф. М. Достоевского «Преступление и наказание 1935-1936 гг.

ТАКИЕ дворы сейчас в центре Питера все же редкость. Стало ли меньше преступлений?

«Ревизор» Гоголя вызывал самую живую реакцию публики. Император Николай I на премьерном представлении буквально захлебывался от смеха, хлопал себя по коленям... Одно только... верно говорит в конце Городничий, поворачиваясь к залу:

— Чему смеетесь? — Над собой смеетесь!..

Действительно: смеемся над собой. Вроде бы хорошая черта — способность к самоиронии. А с другой стороны, признаем как аксиому: любой чиновник в России — всегда взяточник по определению. Воруют-с.

Разве не об этом же свидетельствуют нравы чиновников в «Мертвых душах»? Воровство как образ жизни.

У Островского вообще все состояния купцов или получены воровством на подрядах, или другим нечестным способом. Его герои идут на фиктивные банкротства, женятся на богатых невестах, присваивают деньги сирот, требуют от приказчиков обманывать в лавках... Нет у нашего великого драматурга ни одного приличного предпринимателя, который зарабатывал бы деньги хотя бы сравнительно честно. Купец Островского-синоним слова «жулик».

Не буду доказывать очевидного, что в основе всякого созданного с нуля состояния, большого и маленького, лежит в первую очередь труд. Если бы состояния Рябушинского, Морозова, Мамонтова и Третьяковых создавались исключительно путем отвратительных махинаций, не было бы громадного развития всей русской экономики во второй половине XIX века. Да и вели бы себя эти люди совершенно иначе.

Но русская классика как сговорилась: если царедворец-то казнокрад. Если чиновник-то взяточник. Если купец-то жулик и вор.

Если принять эту позицию русской литературы всерьез, то получается: сакраментальное «воруются — и вправду есть самое честное, фотографически точное определение сути русской жизни.

В этом не вина никого лично из великих русских писателей. Литература — зеркало жизни, точнее, зеркало представлений литераторов о жизни. Соответственно, литература лишь отразила некое народное убеждение в том, что Россия — очень вороватая страна. Насколько это убеждение свойственно «широким народным массам» — отдельный разговор, но образованный слой Российской империи, те несколько десятков — ну, сотен тысяч человек, для которых и творили Гоголь, Толстой, Островский, Некрасов, — они явно такое мнение разделяли. «Воруют-с» — мнение не только и не столько о каком-то отдельном слое народа или какой-то группе людей, это выраженное в одном кратком афоризме представление об особой вороватости народа в целом, об «особом» характере русского предпринимательства, воровстве, как неотъемлемой части русского государства и общественных отношений.

Корни мифа

Воровство в старину означало всякое преступное действие: поджог, протоносодержательство, подлог, преступления государственные и проч.

Энциклопедия Брокгауза и Ефрона, 1892 г.

Возможность украсть создает вора.

Фрэнсис Бэкон, английский мыслитель

Ни один народ никогда, ни в какие времена не мог бы изначально относиться к самому себе как к вороватому и нечестному. Иначе он просто не мог бы совершить решительно ничего не то что великого, а даже самого обыденного повседневно-бытового.