Читать «Абсолютист» онлайн - страница 126

— Вы в самом деле хотите услышать?

— Конечно, хочу! Я не смогу дальше жить, если не узнаю.

Я смотрел на нее и думал.

— Я могу ответить на ваши вопросы. Могу рассказать вам все. Описать в подробностях его последний день. Но я не уверен, что это послужит для вас утешением. И вы наверняка не сможете простить.

— Это неважно. — Она села на скамью. — Больнее всего — не знать.

— Ну что ж. — Я сел рядом с ней.

Шестой

Франция, сентябрь — октябрь 1916

Хоббс сошел с ума. Он стоит у моего одиночного окопа и смотрит на меня выпученными глазами, потом зажимает рот рукой и хихикает, как девчонка.

— Что с тобой? — спрашиваю я, глядя на него снизу вверх. У меня нет настроения для игр. Он в ответ хохочет еще более истерически, с неудержимой радостью.

— Тихо вы там! — кричат где-то за углом.

Хоббс поворачивается туда, разом перестает смеяться, выпаливает какую-то непристойность и убегает. Я тут же забываю о нем и закрываю глаза, но через несколько минут невдалеке от меня в окопе поднимается ужасный тарарам, и я понимаю, что поспать мне не светит.

Может, война кончилась?

Я бреду в направлении шума. Оказывается, его поднял Уоррен — он прибыл недель шесть-семь назад и, кажется, приходится кузеном покойному Шилдсу. Уоррена держат несколько человек, а Хоббс сжался на земле в трусливой, умоляющей позе — воплощенная покорность. Но при этом он по-прежнему смеется. Его поднимают на ноги, но поднимающие явно испуганы, словно само прикосновение к Хоббсу может быть чем-то опасно.

— Что это вы тут устроили? — спрашиваю я Уильямса, стоящего рядом. У него на лице скука.

— Это все Хоббс, — отвечает он, даже не глядя на меня. — Похоже, он съехал с катушек. Подошел к Уоррену, когда тот спал, и давай на него ссать.

— Господи помилуй! — Я трясу головой и лезу в карман за сигаретой. — Чего это он вдруг?

— А кто его знает, — пожимает плечами Уильямс.

Я глазею на потеху, пока не являются два санитара. Им удается поставить Хоббса на ноги. Он верещит на никому не понятном наречии, его уводят. Завернув за угол, он снова возвышает голос и начинает выкрикивать имена английских королей и королев, начиная с Гарольда, в совершенно правильном порядке. Должно быть, отрыжка школьных дней. На Ганноверской династии он выдыхается, а после Вильгельма IV замолкает окончательно. Я полагаю, что его ведут в лазарет, а оттуда отвезут в полевой госпиталь, где он либо сгниет, либо вылечится и будет отправлен обратно на фронт.

Тринадцатерых наших уже нет, осталось семеро.

Я возвращаюсь к себе в одиночный окоп; мне удается еще немного поспать, но когда я просыпаюсь — солнце как раз пошло на закат, — то чувствую, что меня неудержимо трясет. Все тело свело спазмом. Правда, я не мог толком согреться ни разу за все время во Франции, но это что-то совсем другое. Я будто неделю пролежал в сугробе и промерз до мозга костей. Меня находит Робинсон и пугается.

— Господи Иисусе, — говорит он. Потом громче: — Спаркс, поди-ка посмотри!

Несколько секунд тишины, потом второй голос: