Читать «Хранители Кодекса Люцифера» онлайн - страница 357

Рихард Дюбель

– Никто при дворе тебе не поможет, – заметил он. – У них сейчас своих проблем хватает.

– Что ты хочешь этим сказать?

– Сегодня представители протестантских земель напали на наместников короля и выбросили их из окна. Мы на войне.

1618: Часть ІІІ

Пернштейн

Только тот кто сам горит, может разжечь огонь в других.

Аврелий Августин

1

Козьма Лаудентрит страдал. Он был алхимикам, последователем Гермеса Трисмегиста, а не каким-то проклятым цирюльником. Он сделал добрый глоток прямо из кувшина; кубками он не пользовался. «Вот за это и выпьем, друг мой, ибо я вовсе не чертов цирюльник!» – воскликнул он про себя и застонал. Это было бессмысленно.

Было бессмысленно уверять себя, что ты алхимик, если все, чего от тебя хотят, это лечение ран и время от времени смешивание какого-нибудь эликсира.

Выпьем, Козьма! За жизнь!

Жизнь была адом…

Козьма оставил кубок нетронутым, но не потому что тот не мог утолить его жажды, а потому что жидкость, которая в нем была, почти целиком расплескалась бы, если бы он попытался поднести кубок ко рту. По сравнению с руками Козьмы листва осины была неподвижна, как статуя. Дрожь ослабевала только в том случае, когда он накладывал шину на перелом, или вырывал зуб, или зашивал зияющую рану, или наносил мазь на язву. Это было чудом. Это было насмешкой.

Вот он, Козьма Дамиан Лаудентрит, один из самых выдающихся алхимиков мира, – если бы только ему позволили быть тем, кем он хотел быть. Вместо этого он влачил жизнь хирурга и врачевателя, ибо судьба словно в насмешку подарила ему руки, которые не дрожали только тогда, когда он лечил. Казалось, даже имя его заботится лишь о том, чтобы он не сумел избежать призвания, к которому его не влекло: Козьма и Дамиан были святыми-заступниками цирюльников, врачей и аптекарей. Почему его не назвали Иоганном Якобом? Над ним насмехались с момента крестин. Выпьем, Козьма! За смерть!

Но смерть была не лучше.

Он пристально смотрел на кувшин, стоящий перед ним на столе.

Бессмысленно притворяться, что там вино.

Вина он здесь не получал. Ему даже ни разу не удалось выпить пива. Если он испытывал жажду, ему давали воду. Ему, для кого уже долгие годы жизнь была сносной лишь при условии, что он смотрел на нее затуманенным от перебродившего винограда взором. Он снова застонал. Если бы Козьма не боялся так сильно, он бы давно уже сбежал отсюда.

Он всегда представлял себе ад как место, где бедные души пытают раскаленными щипцами и где Люцифер во всем своем безобразии восседает на троне адского инквизитора, а рядом с ним – один из его козлоногих, постоянно гримасничающих верховных чертей, во весь голос хохочущих над отчаянными рыданиями пытаемых.

Здесь же, напротив, дьявол был женщиной в белом, причем такой красоты, что при одной только мысли, что однажды ты, возможно, овладеешь ею, приходилось мастурбировать, чтобы в конце концов снова обрести покой. Верховный черт был почти таким же прекрасным ангелом в человеческом обличье. Оба редко смеялись. Тем не менее Козьма был убежден, что это место и есть ад. Однажды он видел то, что прекрасный верховный черт приказал привезти из леса на тележке и что раньше было девушкой, попытавшейся убежать из замка. Хирурга тоже может стошнить от вида ран. Нет, чтобы попасть в ад, не нужно спускаться под землю. Достаточно, если судьба занесет тебя в Пернштейн. Здесь постоянно приходилось размышлять над тем, куда можно поставить ногу, ведь пленник не должен был знать, где он находится, женщина в белом не должна была знать, что здесь есть пленник, а верховный черт не должен был знать, что он, Козьма, каждое утро помогает прятать под мазями и косметикой на лице женщины в белом…