Читать «Альманах Felis №002: Лики Войны» онлайн - страница 33
Лагутин Геннадий
Зайка вытянула шею и глянула на асфальт. Далеко внизу, во глубине двора, в узком проезде возле подъезда всё топтался скорбный Панкратов, всем видом выражая мрачную решимость.
Ясно, будет стоять до победного. Ей вдруг вспомнился неестественно-выспренный голос: «В глубокой теснине Дарьяла…». Зайка прыснула в ладошку.
«Хм, – неожиданно для самой себя подумала минуту спустя, – а, может, и правда, прошвырнуться до булочной или в аптеку, раз он такой стойкий?».
Потом, три года спустя, взвод, в котором по призыву окажется Панкратов, будет целенаправленно введён в Дарьяльское ущелье и, в числе прочих, положен на алтарь Отечества. Отечество глянет краем глаза – и брезгливо поморщится…
Ребекка Лильеберг
Об авторе
Лильеберг Ребекка Эриковна, пишет стихи с 1989 года.
Публикации: «Вытоптанные лилии», издательство «Раритет», Москва, 2000 г.; «Мелодии прошлогодних открыток», издательство «Скифия», Санкт-Петербург, 2013 г.
Основные темы: лирика любовная и гражданская, национальная история и культура.
Преподаватель ВУЗа, проживает в Москве.
Бесконечная, мутная даль
...Бесконечная, мутная даль Почернела от дыма и горя, И людское бескрайнее море Ледяной прожигает февраль – Лишь мерцает холодная сталь; Воет вьюга, и души хоронит, И как будто сам ветер нас гонит, И пурга настилает вуаль. И пылает небесная твердь – За спиной слышен гром канонады, И молотят по спинам приклады Отправляя на верную смерть – Эту дань собирает война, Пожирая страну за страною – Но вот в том, что запахло войною, Говорят – только наша вина, Говорят – «сколько их не гони, – Расплодился народец пархатый!» Что случись – мы всегда виноваты, Мы во всем виноваты одни… ...Старики ж говорили всегда: Где еврей – тут же будет дорога… Вот и там, от родного порога Так же гнали нас в ночь, в никуда… Все я помню – и крики, и лай, И винтовка мне в спину, винтовка –«Шевелись!.. Ах, – упала жидовка! Ну, жидовская морда – вставай!» И крутилась поземка, как лань, Те, кто шли, спотыкались о павших, И мороз, той зимой лютовавший, Собирал свою страшную дань. Эх, – тепла бы!... Хоть каплю огня! Взор мутился, и веки слипались, И тогда уже все спотыкались И валились навалом, плашмя. …Дети, кутаясь, жались ко мне, Угасало кострище, алея, И они, все мертвей, все белея Застывали в том тягостном сне, – Сколько мне будет сниться та ночь, – Эти дети, что мерзли навалом?.. Я смотрела, и все понимала, Что ничем не могу им помочь… А наутро был страшный восход – Почерневшие руки и губы! И нас гнали закапывать трупы, А потом снова гнали вперед – Версты, версты во мгле, в забытьи – Дальний путь в край чужой и немилый. А вокруг все – могилы, могилы, Где уснули родные мои! Пусть их сон охраняют года, Пусть все то, что и близко, и свято, Не находит в сем мире возврата, Но во мне будет живо всегда! Нет забвенья на этой земле – Память учит нас больно и строго. И бежит пред глазами дорога, И теряется где-то во мгле, Оставляя лишь их имена – Бесконечные, жуткие списки… И записки повсюду, записки, И молчит предо мною Стена – Мы молчим… и бегут предо мной Версты, версты без сна, без прогляда – Так нас всех выводили из ада Как потом оказалось – в другой! Всех, дошедших до «главной земли», Оглядел контрразведчик уставший, Отобрал тех – особо роптавших, И куда-то их всех увели… А потом – и еще!.. Мы – в набат! И зевал особист на работе: «Да не бойтесь!.. Чего вы орете? Их – всего лишь в окопы, в штрафбат!» Как – в штафбат?.. И смотрели с тоской Мы им вслед, и махали руками!.. Так забрили «жидов» штрафниками Из-за крови да веры другой. Эта память, как эхо войны, Что в моем не кончается сердце –Приоткрывшая прошлого дверцу, Я стою у священной Стены…