Читать «Звезды над Самаркандом (кн. 1-3)» онлайн - страница 208
Сергей Петрович Бородин
Гнев нарастал в Тимуре, и голос его пресекся. Перемолчав, он спросил притихших советников:
— Чего заслуживает такой слуга?
Великий совет молчал; и когда Тимур смотрел на этих вернейших людей, на свою опору, на людей, коими он сковал, как обручем, все спицы гигантского колеса — своей империи, — советники опускали глаза, выжидая, чтобы повелителю ответил кто-нибудь другой.
— Молчите? Я скажу сам: казнь!
Он видел, как вздрогнули или как заворочались, все еще не поднимая глаз, эти твердые, безжалостные, суровые люди.
— И такую казнь, чтоб все видели! Чтоб каждому стало страшно!
Лишь Шах-Мелик, подняв строгое лицо, прямо глядя в глаза Тимура, возразил:
— Он вам сын, государь.
Тимур не ждал, что придется спорить. Он не привык спорить. Не бывало такого, чтоб приходилось спорить. Сейчас он мог впасть в такую ярость, что уже ни Великий совет, ни весь этот огромный дворец, ни вся вселенная не остановят его ярости, пока он не сокрушит всего, во что бы ни уперся!
С нарастающим гневом глядя в недрогнувшие глаза Шах-Мелика, Тимур встал со своей скамьи.
Но и Шах-Мелик встал с пола.
Казалось, Тимур накапливает силы для неукротимого, сокрушительного прыжка, выискивая в Шах-Мелике то место, куда вцепиться.
Но, стоя так, он еще раз услышал спокойные, твердые, слова Шах-Мелика:
— Меня можно убить, государь. Не во мне дело. Но вам он сын…
— Таджик! Вы все жалостливы! А мне нужно…
— Не во мне дело. На Меч Ислама ляжет пятно сыноубийства. Будет ли он тогда Мечом Ислама?
— Это не твое дело. Пусть сейид скажет! Ну-ка!
Береке встал:
— Государь! Всякому мусульманину известно, — когда Ибрагим пожелал во имя божие заколоть сына своего Исмаила, сам бог отвел его меч в сторону.
— Я — не во имя божие. Мне надо укреплять государство, а не потакать!..
— Всякое дело, государь, становится известным богу.
— Есть дела, которые бог поручил мне самому здесь решать. Не вы ли, благочестивый сейид, это говорили? Говорили, а?
И, не ожидая ответа от сейида, Тимур осматривал молчащих, но уже не прячущих от него глаз советников.
Неожиданно он спросил есаула:
— Ну? Говори!
И есаул сказал:
— Нельзя, государь. Как можно? Каждый самый жалкий человек скажет: «Повелитель, мол, детей из-за золота убивает, я, скажет, лучше, я хоть и ниш, да детей своих ращу, а не режу!» Тогда что? Царство ваше велико, а вы один. Надо, чтоб… Да что мне говорить, — вы сами своей великой мудростью уже постигли это!
Есаул угадал: Тимур, остывая, уже хотя и неохотно, неумело, но уже отступал от своего намерения. Как всегда торопливо, искал новый путь к сокрушению неподатливого, как горная крепость, вопроса: «Если не казнь, то что же?»
И хмурый, похромав перед скамьей, Тимур сел: