Читать «Здравый смысл врет. Почему не надо слушать свой внутренний голос» онлайн - страница 81

Кто лучше рассказал, тот и выиграл

Иначе говоря, выводы, построенные на здравом смысле, не являются ни объяснениями, ни даже настоящими описаниями – по крайней мере, не в том смысле, в каком мы себе это представляем. Скорее это рассказы – хорошие, концентрирующиеся на том, что интересно, и сглаживающие или опускающие все несущественные подробности. Они редко касаются дел, которые могли произойти, но не произошли. Такие рассказы усиливают драматизм, путем сосредоточения основного описания вокруг нескольких событий и действующих лиц помогая определить, какие из них значимы или существенны. Они приуменьшают множественность причин и подчеркивают важность ключевых событий и действующих лиц, требующих особого внимания. Рассказы, как правило, акцентируют простой, линейный детерминизм в ущерб сложности, случайному стечению обстоятельств и неоднозначности. В большинстве своем им положено иметь начало, середину и конец, где все, включая героев, порядок изложения и манеру описания, должно иметь смысл.

Хороший рассказ настолько убедителен, что, даже оценивая объяснение «научно» – то есть на основе того, насколько полно учитываются данные, – мы не можем не судить о нем с точки зрения его свойств как повествования148. В ряде экспериментов, например, психологи обнаружили, что простые объяснения расцениваются как более правдоподобные, а сложные как менее – не потому, что первые объясняют больше, но скорее просто потому, что они проще. В рамках одного исследования, скажем, перед испытуемыми стоял выбор между несколькими объяснениями вымышленного набора симптомов. Большинство выбрало вариант, включающий только одно заболевание, предпочтя его тому, который состоял из двух, – хотя комбинация двух заболеваний статистически в два раза вероятнее149. Как это ни парадоксально, но объяснения воспринимаются более вероятными или валидными, если включают информативные подробности. Последнее справедливо даже в тех случаях, когда дополнительные сведения либо нерелевантны, либо снижают саму правдоподобность объяснения. В одном опыте, например, студентам предлагали описания двух вымышленных личностей – Билла и Линды. Испытуемые систематически предпочитали более подробные истории: о том, что Билл был бухгалтером и играл джаз, а не просто играл джаз, и что Линда была феминисткой и работала в банке, а не просто работала в банке, – хотя менее подробные описания логически являлись более вероятными150. Объяснения, поданные грамотно, кажутся более правдоподобными, чем представленные плохо, – даже когда сами рассказы идентичны. Те, которые правдоподобны с точки зрения интуиции, расцениваются как более вероятные, чем те, что ей противоречат (хотя, как мы знаем из романов Агаты Кристи, наиболее правдоподобное объяснение часто оказывается неверным). И, наконец, люди больше уверены в своем суждении при наличии некоего ему объяснения – хотя порой они понятия не имеют, какова вероятность верности этого объяснения151.