Читать «Бета-самец» онлайн - страница 118

Денис Гуцко

Стоило Топилину перешагнуть скрипучий порог, из каждого угла на него недоуменно уставились обитавшие там вещи — дачной сохранности, сомнительной чистоты. Филиал коммунального коридора.

Выключатель щелкал впустую. Включив подсветку в телефоне, все, что высовывалось из темноты навстречу открытому глазу, Топилин оглядел почтительно — и даже как будто головой покивал, как делал, знакомясь с важной персоной. На первом этаже, где под лестницу втиснулась кухня, его внимания удостоились:

…сковорода…

— А, сковорода! Очень приятно, надеюсь, сойдемся.

…кастрюля…

— Нужно будет замутить какой-нибудь совместный проект, не против? Обсудим!

…плита на газовом баллоне…

— Наслышан, давно мечтал о встрече.

…и далее: тарелки, полотенца…

— С остальными позже, если позволите. Дела, дела.

На втором этаже его встретили кровать, стол со стулом, простыня на спинке стула, чугунная «буржуйка», простенький металлический сейф, оказавшийся к тому же незапертым. В сейфе ноутбук. Поспешил включить.

Ура! Сережа клептофобией не страдал — ноутбук загрузился без пароля.

На рабочем столе картина Аверкампа Хендрика «Зимний пейзаж с катаниями на льду»: крошечные голландские человечки выписывают коньками по обледеневшей площади… Пристроил ноутбук на кровать, на расстеленный спальный мешок. Сел рядом, выдавив из кровати оглушительный скрип. Поторопился Сережа, выставив на ноутбуке зимнюю заставку.

2

Черные груди сопок. Гладкие, с приплюснутыми вершинами. Груди со спрятанными сосками. Теперь я знаю, что бывают такие. Старшина Бану завел в военном городке женщину с такой грудью. Тоня — новенькая продавщица в военторге. Каждый день Бану рассказывает о ней в столовой, подкатывая глаза и причмокивая. В ключевых местах подкрепляет рассказ жестами — вроде тех, какими пользуются рыбаки, описывая чемпионскую рыбалку. «И тут она разворачивается. У-у-у-у, как-кой вид. Стоп, говорю, сто-оп. Или экстренная посадка случится». Азартно копает ложкой в гороховой каше. Откусывает половину хлебного ломтя, вталкивает большим пальцем. Приближаясь к кульминации, немного понижает голос. Но говорит еще четче, слышно каждое слово. С ним за столом его компания — прапорщики и дембеля. Слушают, замерев, с напряженными полуулыбками. Перебирают под столом ногами, головы склонили в напряженном внимании. Диверсанты в засаде. Погодите, диверсанты в засаде, Бану еще не кончил. «И тут наши сосочки выползааают. Такие махонькие. Зубами так — хвать, а ну, иди сюда! А второй? Вылазь-ка, давай, давай, иди ко мне, я тебя съе-е-ем».

Я сижу на бордюре за полосой препятствий. Отошел подальше от казарм. Этот ночной пикантный ракурс, этот грудастый ландшафт только и спасает меня от свальной дневной тоски, которой — по уставу и без — на огороженном куске солончаковой степи самозабвенно предаются полторы тысячи молодых мужчин цвета хаки. Днем здесь натоптано. Тяжелые подошвы звонко терзают плац, утюжат тактическое поле. Днем здесь солдатские шумные сапоги, грубые солдатские дела. Ночью весь этот вздор прекращается. Через час после отбоя, когда вместе с фонарями гаснут цвета и ночь застывает мозаикой силуэтов, здешнее пространство раскрывается по-настоящему. Нужно лишь повернуться лицом к сопкам. И сразу видишь, какое это женское пространство. Плавное. Текучее. Спелая плоть развалилась в бархатистой духоте. Над женщиной широко развешено парчовое лунное полотнище. Улыбаясь, протягиваю руку, пробегаю пальцем между черным и парчовым. Теперь — спасибо старшине Бану — я знаю, что бывают груди с сосками, которые нужно выманивать. Терпеливо, как глупенького зверька из норки.